вставила Анька. – Мы сегодня гадали, и нам выпало, что кто-то вечером посадит на голову белого голубя и отнесет на нашу почту афоризмы разрезанного горла, написанные легким почерком.

– Стоп, стоп, стоп, – Ринат поднял обе ладони. – Это никакая не военная тайна. На чем все держится, известно даже вашим детям. А вот про голубя я не понял.

– Это поэтическая чушь, но она работает. – Анька встала со стула и пошла к рукомойнику. – Мы гадали на Губанове, после того как с пьяным Виталиком ночью влетели. Вот и вышло, что нам перережут горло. Но если это письмо напишешь ты, то вряд ли все закончится так трагически.

Анька вдавила клапан рукомойника до конца, тот проскочил внутрь, и в уличную раковину вылилось три литра воды.

– Может, вам гадать на ком-нибудь повеселее Губанова? – спросил Ринат. – И попроще.

– Вот-вот! – Анька заглянула в отверстие для клапана, но ничего там не увидела. – Я ей давно говорила: Зинаиду Гиппиус нужно читать. Или Ахмадулину. Беллу Ахатовну. Уже бы давно пристроенные ходили.

Дальше Анька забубнила что-то в рукомойник, и Ринат отвернулся, смешно округлив глаза.

– Это не чушь, – сказала я так, чтобы Анька не слышала. – Все сбывается. Книга даже как-то узнала, что ты найдешь то знамя. А сейчас посади белого голубя на голову. Это ведь нетрудно? Посадишь?

– Ой, блин! – Ринат закрыл лицо руками и посмотрел на меня сквозь щели между пальцев. – Я тебе говорил, что ты очень красивая русалка?

Наверное, это означало «да».

В тот день – а вернее, это был уже вечер – на фазенде мы пробыли долго. Девочки клеили розовые ногти из лепестков космей, мальчики строили под крыльцом штаб, Анька почти убедила Михаила, что его работы – вершина фотографического искусства (особенно та, где мы с пожарными).

Провожая нас, Ринат предложил показать детям бомбидарий. Для этого мы свернули с тропинки к лесной дороге и дошли по ней почти до самого забора. Никто из детей раньше не видел, как выглядит жилище шмелей, поэтому здесь тоже задержались, несмотря на то что со стороны корпусов уже звучал горн на ужин.

Не заметить отсутствие двух отрядов на ужине трудно, а то, что за вожатским столом сидел один Женька и с невозмутимым видом ел биточки с луком сразу из четырех тарелок, делало это отсутствие еще более подозрительным. Но никто из персонала, педсостава и детей не задал ему логичный вопрос, куда пропала почти четверть лагеря. Все оказались случайно вовлечены в несанкционированный митинг, организованный оппозицией действующей власти в лице Анатолия Палыча прямо в столовой, и уже не обращали внимания на такие мелочи.

Вчера Анатолию Палычу позвонила его жена Оленька, которая съездила на их дачу в Дубну, где на днях пронесся ураган, и обнаружила в огороде пропажу двух теплиц. Анатолий Палыч сначала подумал, что их унес сильный ветер, но тот факт, что теплицы были сделаны им собственноручно и на совесть, заставил его в этом усомниться. И сон, как говорится, в руку, товарищи. Вскоре теплицы нашлись на соседнем участке, хозяин которого, по сведениям Анатолия Палыча, состоял в партии жуликов и воров, что не оставило никаких сомнений в том, каким путем теплицы оказались над его огурцами.

– Ветер, говорит, унес! – кричал Анатолий Палыч, стуча в жестяной поднос, как в бубен. – А мои надбавки к пенсии тоже ветер унес?! А бюллетени мертвых душ им в урны тоже ветер запихивает?!

– Анатолий Палыч, родной, – говорила Нонна Михайловна, пытаясь забрать у него поднос, – возьми выходной, съезди спокойно разберись со своими теплицами!

Но все ее просьбы тонули в хоровом «Ура!», лязге тележек и звоне посуды. Искренне поддерживая обворованного со всех сторон Анатолия Палыча, дети с большим энтузиазмом участвовали в митинге и вместо «Когда я ем – я глух и нем» хором кричали: «Зюганов – наш президент!» и «Фальсификаторов – под суд!» Нонна Михайловна хваталась за голову, Анатолий Палыч – за пузырек с обзиданом, дети стучали ложками по столам.

В конце концов, определив по оттенку носа приближение гипертонического криза, к импровизированной трибуне у стойки раздачи подошел Пилюлькин и посоветовал Анатолию Палычу принять сразу сто шестьдесят миллиграммов обзидана и пойти прилечь. Однако путь им преградили два опоздавших отряда и очень расстроились, что пропустили самое интересное – когда Анатолий Палыч только начинает заводиться и называет всех скотинами.

– А вы про просратую страну уже говорили? – спросил Валерка у Анатолия Палыча и, услышав от Пилюлькина утвердительный ответ, расстроился еще больше.

Но не все еще было потеряно.

– Лучше красный, чем голубой! – выкрикнул из строя Вова и спровоцировал вторую волну манифестаций и приступ стенокардии у Анатолия Палыча.

Закончилось все тем, что Пилюлькин все же заставил лидера оппозиции принять четыре таблетки обзидана и вывел его из бушующей столовой. Волна манифестаций сразу схлынула, но за столом Маленького Димы еще долго обсуждали пенсионную реформу.

– Вы опоздали, – заметил Женька, доедая биточки из моей тарелки. – Я уже не знал, как вас отмазать.

– Не переживай, мы записали это в мероприятие. Зато смотри, что у нас теперь есть! – Анька помахала перед Женькой фотографией с пожарными.

Взглянув на нее, Женька должен был пожалеть, что не пошел с нами в лес, а вчера полпраздника просидел за кустами под надувным бассейном. Но вместо этого он начал истерически смеяться, хрюкать и тыкать в фотографию пальцем, а когда успокоился, стал с серьезным видом читать под ней несуществующую газетную статью:

– Пожар в Зарайском ТЮЗе. Трагедией едва не закончилась премьера спектакля в Театре юного зрителя. Две актрисы, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения…

На мастер-класс по приготовлению мороженого Женька повел оба отряда один. То есть это он так утверждал. С ним пошел Сережа, но здесь не могло быть никаких вариантов, а мы с Анькой решили, что имеем право отдохнуть, тем более в последний теплый вечер смены.

Хулиган-ветер совсем разошелся. Теперь это был ветер-скандалист и ветер – нарушитель общественного порядка. Волейбольную сетку сняли вовсе, гирлянда из флажков намоталась на пустой задник и держалась за него с величайшими усилиями. Виталик вынужден был ходить без панамы, а Маринка после третьего замечания Нонны Михайловны сменила юбку на джинсы.

Возле четвертого корпуса на скамейке сидел Колян в олимпийке, которая раздувалась у него за спиной желтым пузырем, и сам себя веселил: грыз семечки и наблюдал за тем, как у самой земли ветер подхватывает шелуху и относит в ближайшие лопухи. Сегодня у него было хорошее настроение. Нонна Михайловна лично попросила его съездить в ближайший бордель и