построение в столовую. И его тоже можно было понять: смена подходила к концу, а Наташа так и не сказала, Валеркина она девушка или нет. В результате он не мог сказать об этом Вовану, а тот – двум Ваням и далее по списку отряда.

Выслушав все это, Леха развел руками:

– Ну так и совместите приятное с полезными. Только Бороде не говорите, что́ мы в унитаз вылили.

– Чаво вы туды выплеснули? – переспросил Борода.

Ингредиенты коктейля «Небеса», а также нехитрую закуску, которую Женька смыл в унитаз, чтобы уничтожить улики, Анька перечислила вполголоса, потому что вокруг стояли дети и ждали сачки.

– А сверху апельсин застрял, – уточнил Женька, – по диаметру как раз вошел.

Борода понял, что не ослышался, подтянул треники и надолго замолчал. Затем сказал, что ему нужно побыть одному, и скрылся в темном помещении склада. Через несколько минут он вышел, молча раздал детям сачки и протянул мне бумажный кулек.

– Вантуз не поможет тута. Тута вообще уже ничаво не поможет. Но вот это вот сыпани туды, и пробьеть. А что тама было-то? Повтори.

Выслушав еще раз, чему застрявший в сливной трубе апельсин не давал попасть в канализацию, Борода пробубнил что-то вроде: «Нет, не поможет ничаво уже» и вернулся на склад.

Я сунула Женьке кулек, из которого шел такой запах, что по сравнению с ним карболка играла нотами бергамота, и мы направились к самому дальнему от заводи с лягушачьими детенышами месту – крутому склону выше по течению, где ручей бурным водопадом скатывался в низину под мост.

Отсюда были видны маленькое крылечко склада с прислоненной к ступенькам сложенной раскладушкой, мостик, наспех починенный Бородой после Женькиного падения, очередь из детей к указанной мной заводи и Валерка с Наташей, которые уединились за поворотом русла. Ну, как уединились… Со стороны Наташи стояла бдительная Анька с цинковой шайкой для улова, а со стороны Валерки – не менее бдительный Сережа, который, пристально глядя на них, теребил дырявый сачок.

Чуть левее начинались кусты сирени. Из них желтой змейкой выползала высушенная до трещин тропинка и, петляя в некошеной траве, устремлялась мимо странного сада к пригорку между четвертым и третьим корпусами.

– Третий отряд, – сказал Женька и показал пальцем на идеально ровный строй, муравьиной тропой спускающийся к незабудковой поляне. – А Виталика кто-нибудь из изолятора забрал? – К указательному пальцу добавился еще один, Женька медленно приставил их к виску и «застрелился».

Приглядевшись, я втянула голову в плечи. Ленка увидела нас раньше, чем мы ее, и замаршировала так быстро, что ее дети едва успевали за ней.

– Где он?! – гавкнула она, когда взобралась на склон, и схватила Женьку за ворот рубахи. – У меня есть доказательства! Я нашла у него на столе записку про вино, гашиш и четвертый корпус. Что за вакханалию вы там устроили?

Ленка стояла, широко расставив ноги, с выдвинутой вперед челюстью и напоминала бульдога, готового порвать Женьку как Тузик грелку.

– В изоляторе он! – взвизгнул Женька, и Ленка ослабила хватку.

– Что?! – шепотом сказала она и, с трудом сглотнув, опустилась в траву. – Что вы с ним сделали? Действительно накурили гашишем?!

– Нет, – тоже шепотом ответил Женька и развернул перед ней кулек с гранулами. – Накачали галоперидолом.

Заглянув в кулек, она охнула, сморщилась и заплакала. На Ленку это было так не похоже, что я поспешила ее успокоить:

– Да отравился он слегка, забирать уже можно. А это никакой не галоперидол, это гранулы для прочистки труб. Унитаз у нас забился!

Сквозь слезы Ленка вымученно улыбнулась и шмыгнула покрасневшим носом.

– Слегка, – повторила она без какой-либо интонации. – Со слегка унитаз не забивает. Что я, Виталика не знаю?

Ленка знала Виталика столько же, сколько и мы. Она познакомилась с ним на записи. Его привела туда мама и прямо на месте лично выбрала для него напарницу. Выбирать пришлось из не внушающей доверия Маринки и внушающей страх Ленки. Мама выбрала второе, а Виталик выбрал мороженое. Тогда мама сказала, что если они сейчас пойдут за мороженым, то такую красавицу у него уведут из-под самого носа и придется довольствоваться легкомысленной профурсеткой.

В течение последующих сорока минут Ленка и узнала о Виталике все до последних мелочей: на каком боку он любит спать, что он любит кушать, при какой температуре нужно стирать его любимые джинсы, а также то, что на улице он непременно должен носить панамку, иначе ему напечет голову.

После того как мама Виталика вручила его напарнице белую панаму и, рыдая, вышла из комнаты для записи, внушающая страх Ленка впервые испугалась сама. Но не мама Виталика напугала ее угрозами достать из-под земли, если с ним что-нибудь случится. Это было не страшно. Взглянув на Виталика, Ленка увидела обезумевшего от счастья человека, который дорвался до всего, что ему так долго запрещали.

В первый день он залез на сосну за четвертым корпусом и спрыгнул с нее в камыши. Невысыхающая ряска смягчила удар, но Ленке пришлось стирать его любимые джинсы. Во второй день Виталик объелся яблок, которые на стойке раздачи можно было брать без ограничений, и его никто не бил за это по рукам. Это спровоцировало острый дристоз, длившийся до родительского дня, а там приехала мама и привезла ему такие же с расчетом по одному в день.

Когда Виталик оправился от второй волны недомоганий, Ленка заметила, что после отбоя они с Марадоной бегают по ночам в комнату к Гале, причем заходят туда одетые, а выбегают в одних трусах. Под пытками Виталик признался, что они играют в двухкозырного дурака на раздевание, но Галя все время выигрывает. Представив весь ужас ситуации, если однажды Галя проиграет, Ленка категорически запретила Виталику играть в азартные игры и наступила на мамины грабли – игра понравилась Виталику еще больше.

Потом было курение. Но если Женька обучал Виталика ритуалу, в котором нет места спешке и мирской суете и после которого нужно протереть руки влажной салфеткой и зажевать пару сосновых иголок, то дорвавшийся до земных наслаждений Виталик курил сразу по три сигареты и жевал сосну ветками, после чего снова чувствовал недомогание.

– Точно все нормально? – спросила Ленка. – Ему не было у вас плохо?

– Поверь, Лена, ему было хорошо, – сказал Женька и после ее душераздирающего рассказа о судьбоносной встрече с Виталиком предложил хотя бы помочь ей собрать разбежавшихся детей.

Чувствуя вину за то, что Ленка на полдня осталась на отряде одна, свою помощь предложили мы все. Меньше минуты потребовалось, чтобы построить ее детей парами, дважды пересчитать и проверить,