Но я чувстовал, что нет никакого толку от этих жалоб. Мы ни к чему не пришли.

  Кейт посмотрела на сад, сжала кожаную кромку так, что пальцы побелели, и сказала, что ждет извинений.

  Мег спросила:

  - За что?

  - Ты ранила мои чувства, Меган.

  - Когда? Можешь сказать?

  - Я сказала, что не могу что-то вспомнить, а ты сказала, что это у меня из-за гормонов.

  - Ты о чем?

  Кейт припомнила телефонный разговор, во время которого они обсуждали график свадебных репетиций.

  Мег сказала:

  - О да, я вспомнила. Ты не могла что-то вспомнить, а я сказала, что это неважно, мозг младенца. Потому что у тебя младенец. Это гормоны.

  Кейт широко открыла глаза:

  - Да. Ты говорила о моих гормонах. Мы не настолько близки с тобой, чтобы ты рассуждала о моих гормонах!

  Мег тоже широко открыла глаза. Она была абсолютно сбита с толку:

  - Извини, что я говорила о твоих гормонах. Я обычно так разговариваю с подружками.

  Уилл ткнул пальцем в Мег:

  - Это грубо, Меган. В Британии так не принято.

  - Пожалуйста, убери палец с моего лица.

  Что вообще происходит? Как до такого дошло? Неужели мы действительно кричим друг на друга из-за карточек с именами и гормонов?

  Мег сказала, что никогда не пыталась намеренно ранить чувства Кейт, и если она когда-либо это сделает, пусть Кейт об этом скажет, чтобы это никогда больше не повторилось.

  Потом мы все обнялись. Вроде как.

  И я сказал, что нам лучше уйти.

  51.

  Наш персонал чувствовал эти трения, они читали газеты и потом спорили на работе. Становились на одну из сторон. Команда Кембриджа против команды Сассекса. Соперничество, зависть, конкуренция повесток - всё это отравляло атмосферу.

  И вовсе не помогало то, что народ работал круглые сутки. Было очень много запросов от прессы, постоянный поток ошибок, которые нужно было разъяснить, нам не хватало людей и ресурсов. Мы могли предоставить в лучшем случае 10 процентов от необходимого количества. Нервы расшатаны, люди язвят. В таком климате не существовало никакой конструктивной критики. Любой фидбек воспринимали как оскорбление.

  Часто какой-нибудь сотрудник падал головой на стол и начинал рыдать.

  Во всем этом целиком и полностью Уилл обвинял одного человека. Мег. Он несколько раз мне об этом говорил, и злился, когда я отвечал, что он не прав. Он просто повторял нарративы прессы, фонтанировал прочитанными или услышанными историями из фейковых статей. Я сказал ему, что великая ирония заключается в том, что истинные злодеи - те, кого он впустил в свой офис, люди из правительства, которые просто обожают сеять раздор. Это - мастера вероломства, талантливые интриганы, они постоянно натравливали две группы наших сотрудников друг на друга.

  А Мег в гуще всех этих событий умудрялась сохранять спокойствие. Несмотря на то, что некоторые о ней судачили, я ни разу не слышал, чтобы Мег сказала хоть одно плохое слово кому-то или о ком-то. Наоборот, я видел, что она удвоила усилия, чтобы достучаться до людей, распространять в мире добро. Отправляла написанные от руки благодарственные открытки, проведывала заболевших сотрудников, отправляла корзины с продуктами, цветами или сладостями всем, кто находился в тяжелом положении, был угнетен или болен. В офисе часто было темно и холодно, так что Мег оплатила своей кредиткой новые лампы и обогреватели. Она покупала пиццу и бисквиты, устраивала чаепития и приемы с мороженым. Делилась всем, что получала в подарок, одеждой, духами и парфюмерией с женщинами в офисе.

  У меня вызывала благоговейный трепет ее способность и решимость всегда видеть в людях хорошее. Однажды я оценил степень ее великодушия. Я узнал, что у мистера Р., моего бывшего соседа сверху, трагедия. Его взрослый сын умер.

  Мег не была знакома ни с мистером Р., ни с его сыном. Но она знала, что эта семья - мои соседи, часто видела, как они выгуливают собак. Ей стало ужасно их жаль, она написала отцу письмо с соболезнованиями, написала, что ей хотелось бы его обнять, но она не знает, уместно ли это. К письму Мег приложила гардению, чтобы ее посадили в память о сыне.

  Неделю спустя мистер Р. появился у дверей нашего коттеджа «Ноттингем». Он вручил Мег благодарственную открытку и крепко ее обнял.

  Я так ею гордился, мне было так жаль, что я не ладил с мистером Р.

  Еще сильнее мне было жаль, что мои родственники не ладят с моей женой.

  52.

  Мы не хотели ждать. Хотели сразу окунуться в семейную жизнь. Мы работали, как сумасшедшие, работа у нас была напряженная, график вовсе не идеальный. А нашим главным приоритетом всегда была семья.

  Мы беспокоились, что из-за ежедневного стресса не сможем завести ребенка. Стресс начал сказываться на Мег: за последний год она очень похудела, несмотря на все пастушьи запеканки. Она говорила, что ест больше, чем когда-либо, но всё равно продолжала терять вес.

  Друзья посоветовали специалистку по аюрведе, которая помогла им зачать. Насколько я понял, аюрведическая медицина распределяет людей по категориям. Не помню, в какую из категорий доктор определила Мег, но она подтвердила наши опасения по поводу того, что потеря веса может помешать зачатию.

  Пообещала, что, набрав пять фунтов, Мег забеременеет.

  Так что Мег ела и ела, и вскоре набрала рекомендованные пять фунтов, и мы начали с надеждой смотреть на календарь.

  В конце лета 2018-го года мы поехали в Шотландию, в замок Мей, чтобы провести несколько дней с папой. Дружба Мег с папой всегда была крепка, а за этот уик-энд еше больше окрепла. Однажды вечером, на коктейльной вечеринке перед обедом, где фоном шло кино с Фредом Астером, выяснилось, что Мег родилась в тот же день, что и самый дорогой для папы человек - Праба.

  4 августа.

  - Невероятно, - улыбнулся папа.

  Вспомнив о Праба и выяснив о том, что ее связывает с моей невестой, папа вдруг развеселился и начал сыпать историями, которые я никогда не слышал, по большей части он просто играл и красовался перед Мег.

  Одна история нас особенно восхитила, захватила наше воображение. Это была история про Шелки.

  - Про что, папа?

  Папа объяснил, что это - шотландские русалки. Они принимают облик тюленей и плавают вдоль берега неподалеку от замка, в котором мы сидим.

  - Так что, когда увидите тюленя, - сказал папа, - никогда нельзя сказать точно...Спойте тюленю. Шелки всегда поют в ответ.

  - Ой, да ладно. Не рассказывай сказки, папа!

  -