Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше.Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.

— Да вам кого нужно? — спросил офицер. —Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.

— Не убит, ранен, — поправил другой офицер.

— Да кто? Кутузов? — спросил Ростов.

— Не Кутузов, а как бишь его, — ну, да всёодно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всёначальство собралось, — сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, ипрошел мимо.

Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому онтеперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этомутеперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которомувиднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему былотеперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и неранены?

— Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, атут прямо убьют, — закричал ему солдат. — Тут убьют!

— О! что говоришь! сказал другой. — Куда онпоедет? Тут ближе.

Ростов задумался и поехал именно по томунаправлению, где ему говорили, что убьют.

«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен,неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на которомболее всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этогоместа, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. Наполе, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых,раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, ислышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики истоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей,и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое емунужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.

Французы, переставшие стрелять по этому,усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого небыло, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросилинесколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецыслились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Емувспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, — подумал он, —коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меняорудиями».

В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные,но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже недоставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все ужеясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов,никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одниговорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, иобъясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в каретегосударя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер-гофмаршалграф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Одинофицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого-то из высшегоначальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого-нибудь, но для тоготолько, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три иминовав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростовувидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе,показался почему-то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекраснойрыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве,толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канавуогорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернувлошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику сбелым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигурапоказалась знакома Ростову и почему-то невольно приковала к себе его внимание,сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенноузнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.

«Но это не мог быть он, один посреди этогопустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростовувидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен,щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в егочертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя былнесправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен былпрямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать отДолгорукова.

Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, несмея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощиили возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоитнаедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всегона свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячисоображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.

«Как! Я как будто рад случаю воспользоватьсятем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показатьсянеизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь,когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ниодна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своемвоображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держалисьсовсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед иторжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время какгосударь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал емуподтвержденную на деле любовь свою.

«Потом, что же я буду спрашивать государя обего приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4-й час вечера, и сражениепроиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушатьего задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд,дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь,беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положениинерешительности государя.

В то время как Ростов делал эти соображения ипечально отъезжал от государя, капитан фон-Толь случайно наехал на то же местои, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помогперейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себянездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростовиздалека с завистью и раскаянием видел, как фон-Толь что-то долго и с жаромговорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожалруку Толю.