Неприятное впечатление, только как остаткитумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора иисчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем наольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то жеобворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серыхглазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений ипреобладающее выражение благодушной, невинной молодости.

На ольмюцком смотру он был величавее, здесь онбыл веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти триверсты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие жемолодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский иНовосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые,веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегкавспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя.Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сиделна красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя.Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что-то. «Верно, вкотором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старогознакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. Всвите императоров были отобранные молодцы-ординарцы, русские и австрийские,гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитыхпопонах красивые запасные царские лошади.

Как будто через растворенное окно вдругпахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселыйКутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этойприскакавшей блестящей молодежи.

— Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? —поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтивовзглянув на императора Франца.

— Я поджидаю, ваше величество, — отвечалКутузов, почтительно наклоняясь вперед.

Император пригнул ухо, слегка нахмурясь ипоказывая, что он не расслышал.

— Поджидаю, ваше величество, — повторилКутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняягуба, в то время как он говорил это поджидаю). — Не все колонны еще собрались,ваше величество.

Государь расслышал, но ответ этот, видимо, непонравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева,стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.

— Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович,где не начинают парада, пока не придут все полки, — сказал государь, сновавзглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принятьучастие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжаяоглядываться, не слушал.

— Потому и не начинаю, государь, — сказалзвучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным,и в лице его еще раз что-то дрогнуло. — Потому и не начинаю, государь, что мыне на параде и не на Царицыном лугу, — выговорил он ясно и отчетливо.

В свите государя на всех лицах, мгновеннопереглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он недолжен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.

Государь пристально и внимательно посмотрел вглаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны,почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось околоминуты.

— Впрочем, если прикажете, ваше величество, —сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого,нерассуждающего, но повинующегося генерала.

Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальникаколонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.

Войско опять зашевелилось, и два батальонаНовгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимогосударя.

В то время как проходил этот Апшеронскийбатальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой согромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш-марш выскакал вперед и,молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.

— С Богом, генерал, — сказал ему государь.

— Ma foi, sire, nous ferons ce que qui seradans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будетнам возможно сделать, ваше величество, ] — отвечал он весело, тем не менеевызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французскимвыговором.

Милорадович круто повернул свою лошадь и сталнесколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя,молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.

— Ребята! — крикнул громким, самоуверенным ивеселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звукамистрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов-апшеронцев, еще своих суворовскихтоварищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствиигосударя. — Ребята, вам не первую деревню брать! — крикнул он.

— Рады стараться! — прокричали солдаты.

Лошадь государя шарахнулась от неожиданногокрика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, наАустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левойногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала этона Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, нисоседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил,думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.

Государь с улыбкой обратился к одному из своихприближенных, указывая на молодцов-апшеронцев, и что-то сказал ему.

Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами,поехал шагом за карабинерами.

Проехав с полверсты в хвосте колонны, оностановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подлеразветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.

Туман начинал расходиться, и неопределенно,верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска напротивоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее.Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоянесколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу уадъютанта, обратился к нему.

— Посмотрите, посмотрите, — говорил этотадъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. — Этофранцузы!