— Les munitions des pieces de position sontepuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] — сказал вэто время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.

— Faites avancer celles de la reserve, [Велитепривезти из резервов, ] — сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, оностановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле негодревком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).

— Voila une belle mort, [Вот прекраснаясмерть, ] — сказал Наполеон, глядя на Болконского.

Князь Андрей понял, что это было сказано онем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказалэти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не тольконе интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жглоголову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое,высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон — его герой, но в этуминуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении стем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом сбегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы нистоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, чтоостановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему ивозвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что онтак иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться ипроизвести какой-нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого егоразжалобивший, слабый, болезненный стон.

— А! он жив, — сказал Наполеон. — Поднятьэтого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!

Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу кмаршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал кимператору.

Князь Андрей не помнил ничего дальше: онпотерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание наносилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте.Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскимиранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении ончувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.

Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся,— были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:

— Надо здесь остановиться: император сейчаспроедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.

— Нынче так много пленных, чуть не вся русскаяармия, что ему, вероятно, это наскучило, — сказал другой офицер.

— Ну, однако! Этот, говорят, командир всейгвардии императора Александра, — сказал первый, указывая на раненого русскогоофицера в белом кавалергардском мундире.

Болконский узнал князя Репнина, которого он встречалв петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19-летний мальчик, тожераненый кавалергардский офицер.

Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.

— Кто старший? — сказал он, увидав пленных.

Назвали полковника, князя Репнина.

— Вы командир кавалергардского полкаимператора Александра? — спросил Наполеон.

— Я командовал эскадроном, — отвечал Репнин.

— Ваш полк честно исполнил долг свой, — сказалНаполеон.

— Похвала великого полководца есть лучшаянаграда cолдату, — сказал Репнин.

— С удовольствием отдаю ее вам, — сказалНаполеон. — Кто этот молодой человек подле вас?

Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.

Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:

— II est venu bien jeune se frotter a nous.[Молод же явился он состязаться с нами. ]

— Молодость не мешает быть храбрым, —проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.

— Прекрасный ответ, — сказал Наполеон. —Молодой человек, вы далеко пойдете!

Князь Андрей, для полноты трофея пленниковвыставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь еговнимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь кнему, употребил то самое наименование молодого человека — jeune homme, подкоторым Болконский в первый раз отразился в его памяти.

— Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодойчеловек? — обратился он к нему, — как вы себя чувствуете, mon brave?

Несмотря на то, что за пять минут перед этимкнязь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь,прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в этуминуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам геройего, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким,справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, — что он не мог отвечатьему.

Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно всравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в немослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя вглаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни,которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смыслкоторой никто не мог понять и объяснить из живущих.

Император, не дождавшись ответа, отвернулся и,отъезжая, обратился к одному из начальников:

— Пусть позаботятся об этих господах и свезутих в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князьРепнин, — и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.

На лице его было сиянье самодовольства исчастия.

Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие снего попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидавласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратитьобразок.

Князь Андрей не видал, кто и как надел егоопять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотойцепочке.