Консервативное «охранение» мира в Европе вкупе с политикой «статус-кво» в отношении Турции сыграло с Николаем I в 30-40-х гг. такую же злую шутку, как впоследствии балканское «славянолюбие» с российскими политиками 70-х гг. Гоняясь за этими миражами, властители России упустили свою страстную, глубоко затаенную «голубую мечту» и, на мой взгляд, самую перспективную внешнеполитическую стратегию — достижение непосредственного контроля над черноморскими проливами. В 1839 г. на Ближнем Востоке создалась благоприятная обстановка для осуществления поставленной Пальмерстоном задачи по потоплению Ункяр-Искелесийского договора. В апреле того года возобновилась борьба между султаном Махмудом II и правителем Египта Мухаммедом Али. Армия султана была разбита, а его флот перешел на сторону противника. Повторилась ситуация второй половины 1832 г., когда в результате наступления египетских войск власть султана в Константинополе повисла на волоске. И вот тут Махмуд скоропостижно умирает, а султаном становится его 16-летний сын Абдул-Меджид.

К 1839 г. «сердечное согласие» между Англией и Францией, наступившее после победы в Париже Июльской революции 1830 г., уже успело сильно потускнеть. В отношениях между ними накопились серьезные противоречия как в Европе, так и на Ближнем Востоке, где Франция всячески поддерживала Мухаммеда Али, а Англия столь же последовательно этому противодействовала. Однако все это меркло перед угрозой появления русского флота в проливах, а русских солдат в Константинополе. И поэтому Пальмерстон решил действовать на опережение России и противопоставить ее возможному одностороннему выступлению в рамках Ункяр-Искелесийского договора идею совместного вмешательства европейских держав в защиту власти султана и Оттоманской империи. По этому вопросу с капризным парижским кабинетом договорились быстро и вступили в переговоры с Австрией и Пруссией. И вот тут поистине неоценимую услугу Пальмерстону оказал Меттерних. В мае 1839 г. австрийский канцлер предложил созвать в Вене конференцию пяти великих держав по вопросу кризиса Оттоманской империи и ее дальнейшей судьбы.

Николай I в принципе отвергал идею посредничества Европы в своих взаимоотношениях с Портой. Поэтому известие об англо-французских договоренностях было расценено императором как посягательство на его права и возбудило в нем большую тревогу. На приглашение участвовать в конференции последовал отказ. Послу же в Константинополе А. П. Бутеневу были даны инструкции немедленно покинуть турецкую столицу в случае, если султанское правительство даст свое разрешение на проход британских и французских боевых судов через Дарданеллы. Тем временем в критический момент новый султан Абдул-Меджид обратился за помощью не к России, а к представителям всех великих держав в Константинополе. Послы Англии, Пруссии, России и Франции собрались у австрийского интернунция, который, выдавая желаемое за действительное, сообщил им, что, согласно депешам из Вены, между пятью державами достигнуто соглашение по ситуации в Османской империи. Похожее по смыслу сообщение Бутенев получил из Вены от посла Д. П. Татищева. Последний еще не имел соответствующих инструкций из Петербурга, но уже утверждал, что Вена избрана «центром соглашения» (ох уж этот венский «центр соглашения»! — И.К.) великих держав по разрешению кризиса на Востоке. В результате дезориентированный Бутенев подписал коллективную ноту пяти послов, с которой те и обратились к Порте 15 (27) июля 1839 г. Получалось, что одним росчерком пера Бутенева Россия сама отказалась от преимуществ своего независимого воздействия на Порту и присоединялась к коллективным европейским мерам по отношению к ней.

Поступок Бутенева, шедший вразрез с только что принятым решением российского правительства, вызвал негодование Николая I. Однако на аннулирование подписи Бутенева Николай Павлович не решился. Он посчитал, что такой ход принесет гораздо больше минусов, чем плюсов, прежде всего из-за опасности изоляции России. А возможности продолжения курса «Ункяр-Искелеси» применительно к условиям нового кризиса на Востоке он расценил как уже исчерпанные. В то же время вполне обоснованно и предположение В. В. Дегоева, согласно которому Николай I «не стал продлевать Ункяр-Искелесийский договор, прежде всего, потому, что рассчитывал в перспективе добиться в обмен на свою уступчивость согласия Лондона на раздел имущества “больного человека”, если его кончина будет неминуема»[745].

И российский император задумал разыграть иную комбинацию. Раз Англия не намерена устраняться от разрешения турецко-египетского конфликта, то он решил договориться в первую очередь с ней, как с основным игроком на шахматной доске Востока. При этом он рассчитывал разыграть партию англо-французских противоречий в свою пользу, заманив Лондон отказом от возобновления Ункяр-Искелесийского договора и представив его в качестве акта благородной жертвенности (каким он в 1839–1841 гг. уже не мог быть по определению). На такой основе Николай I хотел избежать изоляции России, обезопасить ее интересы в районе проливов, по возможности изолировать Францию и обеспечить базу англо-русских договоренностей на случай окончательного распада и дележа Оттоманской империи. Для реализации задуманного плана был выбран барон Ф. И. Бруннов. Он пользовался большим личным доверием императора и был только что назначен посланником при вюртембергском дворе в Штутгарте.

3 (15) сентября 1839 г. барон Бруннов прибыл в Лондон. Ему поручалось вызвать британское правительство на прямой, открытый разговор и побудить его «искренне нам сказать, о чем оно думает, чего желает и куда намерено идти»[746]. Очень скоро у Бруннова голова пойдет кругом от невозможности получить четкие ответы на эти вопросы. Минимум конкретных обязательств — максимум возможностей для маневра. Этого фирменного стиля английской дипломатии Бруннов хлебнет в Лондоне сполна. Ну, а пока…

В беседах как с главой кабинета лордом У. Л. Мельбурном, так и с Пальмерстоном Бруннов заявил, что его государь готов заключить соглашение с английским правительством на следующих основаниях: 1) Англия отказывается от отстаивания неприкосновенности всех владений Оттоманской империи; 2) Англия и Франция отказываются от намерений вводить военные эскадры в Мраморное море для защиты турецкой столицы; 3) как для условий мирного, так и военного времени должен быть установлен принцип закрытия Босфора и Дарданелл для военных судов всех держав. В качестве ответных шагов российский император обязуется поддерживать английские меры по прекращению турецко-египетской распри и не возобновлять Ункяр-Искелесийский договор, срок действия которого истекал в 1841 г. В связи с последним предложением Бруннов отдельно оговаривал возможную ситуацию в будущем, когда для защиты Османской империи Россия была бы вынуждена провести свои войска через Босфор. В таком случае эти действия должны были осуществляться уже с санкции великих держав, так как соответствующая база русско-турецких договоренностей просто исчезала бы.

Россия отказывалась возобновлять Ункяр-Искелесийского договор!.. Пальмерстон не верил своим ушам. «Я не могу вам описать изумление, — писал Бруннов Нессельроде 12 (24) сентября, — произведенное этими словами на лорда Пальмерстона»[747]. Более того, если в договоре 1833 г. речь шла о закрытии Дарданелл, то теперь, в 1839 г., Россия сама распространяла этот режим и на Босфор. Бруннов узнал, что накануне заседания английского кабинета, на котором должны были обсуждаться предложения российского императора, Пальмерстон сказал австрийскому послу князю Эстергази: «Я решил высказаться в пользу принятия русских предложений в том виде, как они были сделаны. Это единственный случай, который не следует упускать и который, может быть, никогда больше не представится»[748]. А тем временем оппозиция в парламенте кричала, что Пальмерстон «продался России» и что принятие предложений Николая I сделает Россию «неприступной»! Но сам-то Пальмерстон опасался совсем другого: только бы Россия не испугалась, только бы она не передумала и не отказалась от своих предложений. Госсекретарь понимал, что российский император встает на тот путь, который, может быть, не сразу, но с годами все более будет раскрываться как огромная стратегическая ошибка, ибо черноморские проливы невозможно наглухо запереть ключами каких-либо международных соглашений. Ведь султана можно переманить на свою сторону золотом, а для пущей доходчивости, если потребуется, можно даже постучаться в дарданелльскую дверь армадой боевых кораблей. И дверь откроется… Однако осенью 1839 г. по причинам давления оппозиции и противоречий в самом кабинете Мельбурна русско-английское соглашение не состоялось. 1 (13) октября Бруннов отбыл из Лондона в Штутгардт. Однако в середине декабря он вернулся и привез новую уступку своего императора, на которой настаивал Пальмерстон. Теперь Россия соглашалась на симметричный ввод английской и французской эскадр в Мраморное море для защиты Константинополя, если с этой же целью через Босфор начнут проходить военные корабли под Андреевским флагом.