— Я хотел бы, Швейк, чтобы вы, пока мы в лагере, поутрам всегда являлись ко мне с рапортом. А когда поедем, — неотлучнобудете находиться при мне. Что вы делали ночью?

— Неотлучно сидел у телефона.

— Были какие-нибудь новости?

— Были, господин обер-лейтенант.

— Швейк, не валяйте опять дурака. Сообщали что-нибудьважное, срочное?

— Так точно, господин обер-лейтенант, но только кдевяти часам.

— Что же вы сразу мне об этом не доложили?

— Не хотел вас беспокоить, господин обер-лейтенант, несмел об этом и помыслить.

— Так говорите же, — чёрт вас дери! — чтопредстоит в девять часов?!

— Телефонограмма, господин обер-лейтенант.

— Я вас не понимаю.

— Я это записал, господин обер-лейтенант. Примитетелефонограмму. Кто у телефона?.. Есть? Читай… Или ещё что-то в этом роде…

— Чёрт вас побери, Швейк! Мука мне с вами… Передайтемне содержание, или я вас так тресну, что… Ну?!

— Опять какое-то совещание, господин обер-лейтенант,сегодня в девять часов утра у господина полковника. Хотел вас разбудить ночью,но потом раздумал.

— Ещё бы вы осмелились будить меня ночью из-за всякойерунды, на это и утром времени достаточно. Wieder eine Besprechung, der Teufelsoll das alles buserieren![161] Опустите трубку, позовите ктелефону Ванека.

— Старший писарь Ванек у телефона. RechnugsfeldweblVanek, Herr Oberleutnant.[162]

— Ванек, немедленно найдите мне другого денщика. Этотподлец Балоун за ночь сожрал у меня весь шоколад. Привязать? Нет, отдадим его всанитары. Детина, косая сажень в плечах, — пусть таскает раненых с полясражения. Сейчас же и пошлю его к вам. Устройте всё это в полковой канцеляриинемедленно и тотчас же возвращайтесь в роту. Как по-вашему, скоро мы тронемся?

— Торопиться некуда, господин обер-лейтенант. Когда мыотправлялись с девятой маршевой ротой, нас целых четыре дня водили за нос. Свосьмой то же самое. Только с десятой дела обстояли лучше. Мы были в полнойбоевой готовности, в двенадцать часов получили приказ, а вечером уже ехали, нозато потом нас гоняли по всей Венгрии и не знали, какую дыру на каком фронтезаткнуть нами.

С тех пор как поручик Лукаш стал командиром одиннадцатоймаршевой роты, он находился в состоянии, называемом синкретизмом, — поимени той философской системы, которая старалась примирить противоречия понятийпутём компромисса, доходящего до смешения противоположных взглядов. А поэтомуон ответил:

— Да, может быть, это и так. По-вашему, мы сегодня нетронемся? В девять часов совещание у полковника. Да, кстати, знаете о том, чтовы дежурный? Я только так. Составьте мне… Подождите, что бишь должны вы мнесоставить? Список унтер-офицеров с указанием, с какого времени каждый из нихслужит… Потом провиант для роты. Национальность? Да, да, и национальность… Аглавное, пришлите мне нового денщика. Что сегодня прапорщику Плешнеру делать скомандой? Подготовиться к отправке. Счета?.. Приду подписать после обеда. Вгород никого не отпускайте. В кантину, в лагерь? После обеда на час… Позовитесюда Швейка… Швейк, вы пока останетесь у телефона.

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я ещё непил кофе.

— Так принесите кофе и останьтесь в канцелярии утелефона, пока я вас не позову. Знаете, что такое ординарец?

— Это тот, кто на побегушках, господин обер-лейтенант.

— Итак, чтобы вы были на месте, когда я вам позвоню.Напомните ещё раз Ванеку, чтобы нашёл для меня какого-нибудь денщика. Швейк!Алло! Где вы?

— Здесь, господин обер-лейтенант, мне только чтопринесли кофе.

— Швейк! Алло!

— Я слушаю, господин обер-лейтенант. Кофе совсемхолодный.

— Вы, Швейк, хорошо знаете, что такое денщик,поговорите с ним, а потом скажете мне, что он собой представляет. Повесьтетрубку.

Ванек, прихлёбывая чёрный кофе, в который подлил рома избутылки с надписью «Tinte»,[163] сделанной изпредосторожности, посмотрел на Швейка и сказал:

— Наш обер-лейтенант так кричит в телефон, что яразобрал каждое слово. По всему видать, вы близко знакомы с господиномобер-лейтенантом, Швейк?

— Я его правая рука. Рука руку моет. Попадали мы с нимв переделки. Сколько раз нас хотели разлучить, а мы опять сходились. Он на меняво всём полагается. Сколько раз я сам этому удивлялся. Вот вы только чтослышали, как он сказал, чтобы я вам ещё раз напомнил о том, что вы должны емунайти нового денщика, а я должен поговорить с ним и дать о нём отзыв. Господинуобер-лейтенанту не каждый денщик угодит.

* * *

Полковник Шрёдер вызвал на совещание всех офицеров маршевогобатальона. Он ждал этого совещания с нетерпением, чтобы иметь возможностьвысказаться. Кроме того, надо было принять какое-нибудь решение по делувольноопределяющегося Марека, который отказался чистить отхожие места и какбунтовщик был послан полковником Шрёдером в дивизионный суд.

Из арестантского отделения дивизионного суда он только вчераночью был переведён на гауптвахту, где и находился под стражей. Одновременно вполковую канцелярию была передана до невозможности запутанная бумагадивизионного суда, в которой указывалось, что в данном случае дело идёт не о бунте,так как вольноопределяющиеся не обязаны чистить отхожие места, но тем не менеев этом усматривается нарушение дисциплины, каковой проступок может бытьискуплен им примерной службой на фронте. Ввиду всего этого обвиняемыйвольноопределяющийся Марек опять отсылается в свой полк, а следствие онарушении дисциплины приостанавливается до конца войны и будет возобновлено вслучае нового проступка вольноопределяющегося Марека.

Предстояло ещё одно дело. Одновременно свольноопределяющимся Мареком из арестантского дивизионного суда был переведённа гауптвахту самозванец взводный Тевелес, который недавно появился в полку,куда был послан из загребской больницы. Он имел большую серебряную медаль,нашивки вольноопределяющегося и три звёздочки. Он рассказывал о геройскихподвигах шестой маршевой роты в Сербии и о том, что от всей роты остался одинон. Следствием было установлено, что с шестой маршевой ротой в начале войныдействительно отправился какой-то Тевелес, который, однако, не имел праввольноопределяющегося. Была затребована справка от бригады, к которой во времябегства из Белграда 2 декабря 1914 года была прикомандирована шестая маршеваярота, и было установлено, что в списке представленных к награде и награждённыхсеребряными медалями никакого Тевелеса нет. Был ли, однако, рядовой Тевелес вовремя белградского похода произведён во взводные — выяснить не удалось, ввидутого что вся шестая маршевая рота вместе со всеми своими офицерами после битвыу церкви св. Саввы в Белграде пропала без вести. В дивизионном суде Тевелесоправдывался тем, что действительно ему была обещана большая серебряная медальи что поэтому он купил её у одного босняка. Что касается нашивоквольноопределяющегося, то их он себе пришил в пьяном виде, а продолжал носитьпотому, что пьян был постоянно, ибо организм его ослабел от дизентерии.