— Glauben Sie mir, ichhabe bisher wenig von memem Lebengehabt. Ich wundere mich liber diese Frage.[148]

— Чего же попусту беспокоиться об отъезде маршевогобатальона? У первой маршевой роты, с которой я ехал, всё было готово за двачаса, и всё оказалось в полном порядке. Другие роты тогдашнего нашего маршевогобатальона готовились в дорогу целых два дня, а наш ротный командир, лейтенантПршеносил (франт такой был), нам прямо сказал: «Ребята, не спешите!» — и всёшло как по маслу. Только за два часа перед отходом поезда мы началиукладываться. Самое лучшее — подсаживайтесь…

— Не могу, — с геройской самоотверженностьюответил бравый солдат Швейк. — Я должен идти в канцелярию. Что, есликто-нибудь позвонит?

— Ну, так идите, моё золотце. Но только запомните разнавсегда, что это некрасиво с вашей стороны и что настоящий ординарец никогдане должен быть там, где он нужен. Никогда не относитесь столь рьяно к своимобязанностям. Поверьте, душка, нет ничего хуже суетливого ординарца, которыйхотел бы всю войну взвалить на себя. Так-то, душенька.

Но Швейк был уже за дверью, он спешил в канцелярию своеймаршевой роты.

Ванек остался в одиночестве — никак нельзя было сказать,чтобы штабной писарь составлял ему компанию. Последний совершенно ушёл в себя ибормотал, умилённо гладя четвертинку вина, самые удивительные вещи без всякойсвязи между собой, то по-чешски, то по-немецки.

— Я много раз проходил по этой деревне, но и понятия неимел о том, что она существует на свете. In einern halben Jahre habe ich meineStaatsprufung hinter mir und meinen Doktor gemacht.[149] Ястал старым калекой. Благодарю вас, Люси. Erscheinen sie in schonausgestatteten Banden[150] — может быть, найдётся среди васкто-нибудь, кто помнит это?

Старший писарь от скуки стал выстукивать какой-то марш, нодолго скучать ему не пришлось: дверь отворилась, вошёл повар Юрайда софицерской кухни и плюхнулся на стул.

— Нам сегодня дали приказ, — залопотал он, —получить на дорогу коньяк. Но в нашей бутыли ещё оставался ром, и нам пришлосьеё опорожнить. Здорово пришлось-таки приналечь! Вся кухонная прислуга — влёжку! Я обсчитался на несколько порций. Полковник опоздал, и ему не хватило.Поэтому ему теперь делают омлет. Вот, я вам скажу, комедия!

— Занятная авантюра, — заметил Ванек, который завином всегда любил вставить красивенькое словцо.

Повар Юрайда принялся философствовать, что отвечало егобывшей профессии. Перед войной он издавал оккультный журнал и серию книг подназванием «Загадки жизни и смерти». На военной службе он примазался к полковойофицерской кухне, и, когда, бывало, увлечётся чтением древнеиндийских сутрПрагна Парамита («Откровения мудрости»), у него частенько подгорало жаркое.

Полковник Шрёдер ценил его как полковуюдостопримечательность. Действительно, какая офицерская кухня могла быпохвалиться поваром-оккультистом, который, заглядывая в тайны жизни и смерти,удивлял всех таким филе в сметане или рагу, что смертельно раненный подКомаровом подпоручик Дуфек всё время звал Юрайду.

— Да, — сказал ни с того ни с сего еле державшийсяна стуле Юрайда: от него на десять шагов разило ромом. — Когда сегодня нехватило на господина полковника и когда он увидел, что осталась только тушёнаякартошка, он впал в состояние гаки. Знаете, что такое «гаки»? Это состояниеголодных духов. И вот тогда я ему сказал: «Обладаете ли вы достаточной силой,господин полковник, чтобы устоять перед роковым предначертанием судьбы, а именно:выдержать то, что на вашу долю не хватило телячьей почки? В кармепредопределено, чтобы вы, господин полковник, сегодня на ужин получилибожественный омлет с рубленой тушёной телячьей печёнкой».

— Милый друг, — после небольшой паузы обратился онвполголоса к старшему писарю, сделав при этом непроизвольный жест рукой иопрокинув все стоявшие перед ним на столе стаканы, — существует небытиевсех явлений, форм и вещей, — мрачно произнёс после всего содеянногоповар-оккультист. — Форма есть небытие, а небытие есть форма. Небытиенеотделимо от формы, форма неотделима от небытия. То, что является небытием,является и формой, то, что есть форма, есть небытие.

Повар-оккультист погрузился в молчание, подпёр рукой головуи стал созерцать мокрый, облитый вином стол.

Штабной писарь продолжал мычать что-то, не имевшее ниначала, ни конца:

— Хлеб исчез с полей, исчез — in dieser Stimmungerhielt erEinladungund ging zu ihr,[151] праздник троицыбывает весной.

Старший писарь Ванек продолжал барабанить по столу, пил ивремя от времени вспоминал, что у продовольственного склада его ждут десятьсолдат во главе со взводным.

При этом воспоминании он улыбался и махал рукой.

Вернувшись поздно в канцелярию одиннадцатой маршевой роты,он нашёл Швейка у телефона.

— Форма есть небытие, а небытие есть форма, —произнёс он с трудом, завалился одетый на койку и сразу уснул.

Швейк неотлучно сидел у телефона, так как два часа назадпоручик Лукаш по телефону сообщил ему, что он всё ещё на совещании у господинаполковника, но сказать, что Швейк может отойти от телефона, забыл.

Потом со Швейком по телефону говорил взводный Фукс, которыйвместе с десятью рядовыми напрасно всё это время ждал старшего писаря. И толькотеперь разглядел, что склад заперт.

Наконец Фукс ушёл куда-то, и десять рядовых один за другимвернулись в свой барак.

Время от времени Швейк развлекался тем, что снималтелефонную трубку и слушал. Телефон был новейшей системы, недавно введённой вармии, и обладал тем преимуществом, что можно было вполне отчётливо слышатьчужие телефонные разговоры по всей линии.

Обоз переругивался с артиллерийскими казармами, сапёрыугрожали военной почте, полигон ругал пулемётную команду.

А Швейк, не вставая, всё сидел да сидел у телефона…

Совещание у полковника продолжалось. Полковник Шрёдерразвивал новейшую теорию полевой службы и особенно подчёркивал значениегранатомётчиков.

Перескакивая с пятого на десятое, он говорил о расположениифронта два месяца тому назад на юге и на востоке, о важности тесной связи междуотдельными частями, об удушливых газах, о стрельбе по неприятельскимаэропланам, о снабжении солдат на фронте и потом перешёл к внутреннимвзаимоотношениям в армии.