Он разговорился об отношении офицеров к нижним чинам, нижнихчинов к унтер-офицерам, о перебежчиках во вражеский стан, о политическихсобытиях и о том, что пятьдесят процентов чешских солдат politisch verdachtig.[152]

— Jawohl, meine Herren der Kramarsch, Scheiner undKlofatsch…[153]

Офицеры в своём большинстве во время доклада думали о том, когданаконец старый пустомеля перестанет нести эту белиберду, но полковник продолжалгородить всякий вздор о новых задачах новых маршевых батальонов, о павших в боюофицерах полка, о цеппелинах, проволочных заграждениях, присяге…

Тут поручик Лукаш вспомнил, что в то время, когда весьмаршевый батальон присягал, бравый солдат Швейк к присяге приведён не был, таккак в те дни сидел в дивизионном суде.

При этом воспоминании он вдруг рассмеялся.

Это было что-то вроде истерического смеха, которым онзаразил нескольких офицеров, сидевших рядом. Его смех привлёк вниманиеполковника, только что заговорившего об опыте, приобретённом при отступлениигерманских армий в Арденнах. Смешав всё это в одну кучу, полковник закончил:

— Господа, здесь нет ничего смешного.

Потом все отправились в Офицерское собрание, так какполковника Шрёдера вызвал к телефону штаб бригады.

Швейк дремал у телефона, когда его вдруг разбудил звонок.

— Алло! — послышалось в телефоне. — Утелефона Regimentskanzlei.

— Алло! — ответил Швейк. — Здесь канцелярияодиннадцатой роты.

— Не задерживай, — послышался голос, — возьмикарандаш и пиши. Прими телефонограмму, — Одиннадцатой маршевой роте…

Затем последовали одна за другой какие-то странные фразы,так как одновременно говорили двенадцатая и тринадцатая маршевые роты, ителефонограмма совершенно растворилась в этом хаосе звуков. Швейк не мог понятьни слова. Наконец всё утихло и Швейк разобрал:

— Алло! Алло! Повтори и не задерживай!

— Что повторить?

— Что повторить, дубина! Телефонограмму!

— Какую телефонограмму?

— Чёрт побери! Глухой ты, что ли? Телефонограм которуюя продиктовал тебе, балбес!

— Я ничего не слышал, здесь ещё кто-то вмешался в нашразговор.

— Осёл ты, и больше ничего! Ты что думаешь, я с тобойвалять дурака буду? Примешь ты телефонограмму или нет? Есть у тебя карандаш ибумага? Что?.. Нет?.. Скотина! Мне ждать, пока ты найдёшь? Ну и солдатыпошли!.. Ну, так как же? Может, ты ещё не подготовился? Наконец-то раскачался!Так слушай: 11. Marschkumpanie.[154] Повтори!

— 11. Marschkumpanie.

— Kumpaniekommandant..[155] Есть?..Повтори!

— Kumpaniekommandant…

— Zur Besprechung morgen..[156] Готов?Повтори!

— Zur Besprechung morgen…

— Um neun Uhr — Unterschrift.[157]Понимаешь, что такое Unterschrift, обезьяна? Это подпись! Повтори это!

— Um neun Uhr — Unterschrift. Понимаешь… что… такоеUnterschrift, обезьяна, это — подпись.

— Дурак! Подпись: Oberst Schroder,[158]скотина! Есть? Повтори!

— Oberst Schroder, скотина…

— Наконец-то, дубина! Кто принял телефонограмму?

— Я.

— Himmelherrgott![159] Кто это — «я»?

— Швейк. Что ещё?

— Слава богу, больше ничего. Тебя надо было назвать«Ослов». Что у вас там нового?

— Ничего нет. Всё по-старому.

— Тебе небось всё нравится? Говорят, у вас сегоднякого-то привязывали?

— Всего-навсего денщика господина обер-лейтенанта он унего обед слопал. Не знаешь, когда мы едем?

— Это, брат, вопрос!.. Старик и тот этого не знает.Спокойной ночи! Блох у вас там много?

Швейк положил трубку и принялся будить старшего писаряВанека, который отчаянно сопротивлялся; когда же Швейк начал его трясти, писарьзаехал ему в нос. Потом перевернулся на живот и стал брыкаться.

Всё-таки Швейку удалось его разбудить и писарь, протираяглаза, повернулся к нему лицом и испуганно спросил:

— Что случилось?

— Ничего особенного, — ответил Швейк, — яхотел с вами посоветоваться. Только что мы получили телефонограмму: завтра вдевять часов господин обер-лейтенант Лукаш должен явиться на совещание кгосподину полковнику. Я не знаю, как мне поступить. Должен ли я пойти передатьему это сейчас, немедленно, или завтра утром. Я долго колебался: стоит мне васбудить или не стоит, ведь вы так славно храпели… А потом решил, куда ни шло: умхорошо, два лучше…

— Ради бога, прошу вас, не мешайте спать, —завопил Ванек, зевая во весь рот, — отправляйтесь туда утром и не будитеменя!

Он повернулся на бок и тотчас заснул.

Швейк опять сел около телефона и, положив голову на стол,задремал. Его разбудил телефонный звонок.

— Алло! Одиннадцатая маршевая рота?

— Да, одиннадцатая маршевая рота. Кто там?

— Тринадцатая маршевая рота. Алло! Который час? Я никакне могу созвониться с телефонной станцией. Что-то долго не идут меня сменять.

— У нас часы стоят.

— Значит, как и у нас. Не знаешь, когда трогаемся? Тыне говорил с полковой канцелярией?

— Там ни хрена не знают, как и мы.

— Не грубите, барышня! Вы уже получили консервы? От настуда ходили и ничего не принесли. Склад был закрыт.

— Наши тоже пришли с пустыми руками.

— Зря только панику подымают. Как думаешь, куда мыпоедем?

— В Россию.

— А я думаю, что, скорее, в Сербию. Посмотрим, когдабудем в Будапеште. Если нас повезут направо — так Сербия, а налево — Россия. Увас уже есть вещевые мешки? Говорят, жалованье повысят. А ты играешь в трилистика? Играешь — так приходи завтра. Мы наяриваем каждый вечер. Сколько вассидит у телефона? Один? Так наплюй на всё и ступай дрыхать. Странные у васпорядки! Ты небось попал как кур во щи. Ну, наконец-то меня пришли сменять.Дрыхни на здоровье!