Услышав, что ещё полчаса тому назад он должен был быть уполковника Шрёдера, поручик стал быстро одеваться.

— Опять удружили вы мне, Швейк! — произнёс он голосом,полным такого безнадёжного отчаяния, что Швейк попытался успокоить егодружеским словом, прокричав вслед вихрем вылетевшему поручику:

— Ничего, господин полковник подождёт, ему всё равнонечего делать.

Минуту спустя после ухода поручика в канцелярию вошёлстарший писарь Ванек.

Швейк сидел на стуле и подкладывал в маленькую железнуюпечку уголь. Печка чадила и воняла, а Швейк продолжал развлекаться, не обращаявнимания на Ванека, который остановился и несколько минут наблюдал за ним, нонаконец не выдержал, захлопнул ногой дверцу печки и сказал Швейку, чтобы тотубирался отсюда.

— Господин старший писарь, — с достоинствомпроизнёс Швейк, — позвольте вам заявить, что ваш приказ убраться отсюда ивообще из лагеря при всём моём желании исполнить не могу, так как подчиняюсьприказанию высшей инстанции. Ведь я здесь ординарец, — гордо добавилШвейк. — Господин полковник Шрёдер прикомандировал меня к одиннадцатоймаршевой роте, к господину обер-лейтенанту, у которого я был прежде денщиком,но благодаря моей врождённой интеллигентности я получил повышение и сталординарцем. Мы с господином обер-лейтенантом старые знакомые. А кем вы,господин старший писарь, были в мирное время?

Полковой писарь Ванек был настолько обескуражен фамильярным,панибратским тоном бравого солдата Швейка, что, забыв о своём чине, которымочень любил козырнуть перед солдатами своей роты, ответил так, будто былподчинённым Швейка:

— У меня аптекарский магазин в Кралупах. Фамилия мояВанек.

— Я тоже учился аптекарскому делу, — ответил Швейк, —в Праге, у папа Кокошки на Петршине. Он был ужасный чудак, и когда я как-тонечаянно запалил бочку с бензином и у него сгорел дом, он меня выгнал, и в цехменя уже нигде больше не принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензиноммне не удалось доучиться. А вы тоже готовили целебные травы для коров?

Ванек отрицательно покачал головой.

— Мы приготовляли целебные травы для коров вместе сосвящёнными образочками. Наш хозяин Кокошка был исключительно набожнымчеловеком и вычитал как-то, что святой Пилигрим исцелял скот от раздутия брюха.Так, по его заказу на Смихове напечатали образки святого Пилигрима, и он отнёсих в Эмаузский монастырь, где их освятили за двести золотых, а потом мы ихвкладывали в конвертик с нашими целебными травами для коров. Эти целебные травыразмешивали в тёплой воде и давали корове пить из лохани. При этом скотинепрочитывалась маленькая молитва к святому Пилигриму, которую сочинил нашприказчик Таухен. Дело было так. Когда эти образки святого Пилигрима былиготовы, на другой стороне нужно было напечатать какую-нибудь молитву. Так вотвечером наш старик Кокошка позвал Таухена и велел ему к следующему утрусочинить молитву к нашим образкам и целебным травам, чтобы завтра в десятьчасов, когда он придёт в лавку, всё было готово к отправке в типографию: коровыуже ждут этой молитвы. Одно из двух: если сочинит хорошую — он ему гульден набочку выложит, нет — через две недели получит расчёт. Пан Таухен целую ночьпотел, утром, не выспавшись, пришёл открывать лавку, а у него ничего ещё небыло написано. Мало того: он даже забыл, как зовут святого по этим целебнымтравам. Выручил его из беды слуга Фердинанд. Тот на все руки был мастер. Когдамы на чердаке сушили на чай ромашку, так он, бывало, разуется и влезет в этусамую ромашку ногами. Он говорил нам, что от этого ноги перестают потеть. Умелон ловить голубей на чердаке, умел открывать конторку с деньгами и ещё обучалнас другим способам подрабатывать. И у меня, мальчишки, дома была такаяаптека, — я её из лавки в дом к себе натаскал, — какой не было и «Умилосердных». Так вот, тот самый Фердинанд и выручил из беды Таухена.«Позвольте, говорит, взглянуть». Пан Таухен немедленно послал меня за пивом длянего. Не успел я ещё принести пива, а уж у Фердинанда половина дела быласделана, и он прочёл нам:

Голос с неба раздаётся,

Утихает суета:

У Кокотки продаётся

Чудо-корень для скота!

Исцелит сей корешочек

(Только гульден за мешочек!)

И теляток и коров

Безо всяких докторов.

Потом, когда Фердинанд выпил пива и основательно нализалсяжелудочных капель на спирту, дело пошло быстро, и он в одно мгновение прекраснозакончил:

Этот корень нашёл сам святой Пилигрим.

И за это ему мы хвалу воздадим:

Ты крестьянам — утеха, коровам — отрада,

Сохрани и спаси наше бедное стадо!

Затем, когда пришёл пан Кокошка, пан Таухен пошёл с ним вконтору, а выйдя оттуда, показал нам два золотых, а не один, как ему былообещано. Он хотел разделить их пополам с паном Фердинандом, но слугуФердинанда, когда тот увидел эти два золотых, сразу обуял бес корыстолюбия:«Или всё, или ничего!» Ну, тогда пан Таухен ему ничего не дал, а оставил этидва золотых себе.

Потом привёл меня в магазин, дал мне подзатыльник и сказал,что я получу сто таких подзатыльников, если когда-нибудь осмелюсь сказать, чтосочинил не он. А если Фердинанд пойдёт жаловаться к нашему хозяину, то я долженсказать, что слуга Фердинанд лгун. Мне пришлось в этом присягнуть передбутылкой с эстрагоновым уксусом. Ну, а наш слуга принялся вымещать свою злобуна целебной траве для коров. Смешивали мы эти травы в больших ящиках начердаке, а он отовсюду, где только находил, сметал мышиное дерьмо, приносил егои примешивал к этой целебной траве. Потом собирал на улице конские катышки,сушил их дома, толок в ступке для кореньев и тоже подбрасывал в коровьицелебные травы с образом святого Пилигрима. Но и на этом он не успокоился. Онмочился в эти ящики, испражнялся в них, а потом всё это размешивал. Выходиловроде каши с отрубями…

Раздался телефонный звонок. Старший писарь подбежал ктелефонному аппарату и с отвращением отбросил трубку.

— Надо идти в полковую канцелярию. Так внезапно… Эточто-то мне не нравится.

Швейк опять остался один.

Через минуту снова раздался звонок.

Швейк начал телефонный разговор:

— Ванек?.. Он ушёл в полковую канцелярию. Кто утелефона?.. Ординарец одиннадцатой маршевой роты. А кто там у телефона?..Ординарец двенадцатой роты? Моё почтение, коллега. Моя фамилия?.. Швейк. Атвоя? Браун! Это не твой ли родственник Браун на Набережной улице в Карлине,шляпочник? Нет? Не знаешь такого… Я тоже с ним незнаком. Я как-то проезжал натрамвае мимо, и его вывеска мне бросилась в глаза. Что новенького?.. Я ничегоне знаю. Когда едем? Я ещё ни с кем об отъезде не говорил. А куда мы должныехать?

— Вот олух! С ротой на фронт.