Видя, что у нее ничего не получается, Джейсон развернул ее илегко расстегнул крючки на спине, наверное, сказывался большой опыт враздевании женщин.

– Ложись в постель, – велел он, подтолкнув ее в спину.Виктория сама себе казалась дрожащей, до смерти испуганной, взятой в пленмятежницей, когда он лег рядом и грубо притянул ее к себе. Он жестко впилсягубами в ее рот, и она, ахнув от такого напора, стиснула зубы.

– Открой рот, черт тебя дери! Виктория уперлась руками в егогрудь и отвернулась.

– Нет! Так я не буду. Я не позволю тебе! Он толькоусмехнулся – такой суровой, жестокой улыбкой, от которой у нее кровь застыла вжилах.

– Позволишь, моя радость, – неестественно нежным голосомшепнул он. – До того как я сделаю свое дело, ты еще попросишь меня.

Взбешенная, Виктория с неожиданной силой, порожденнойстрахом, оттолкнула его и высвободилась. Она уже почти слезла с кровати, когдаон схватил ее за руку, резким движением рванул к себе, завел ее руки надголовой и удержал их там, а сам положил на нее ногу.

– Это было очень глупо с твоей стороны, – шепнул он и неспеша наклонил голову.

От страха на глазах пленницы выступили слезы. Она лежала,распростертая на спине и обездвиженная, как связанный заяц, и смотрела, какгубы Джейсона приближаются к ней. Но вместо нового грубого напора его губыплотно и надолго приникли к ее рту, а свободная рука пустилась в путешествие потелу, пока оно, это предательское тело, не начало отвечать на его умелыеманевры. Виктория сделала еще одну судорожную попытку освободиться, нобесполезно – он добился своего.

Ее обдало жаркой волной, отчего она почувствовала слабость,перестала сопротивляться и ее губы раздвинулись. Перед такой невыносимой атакойона не могла устоять. Со стоном, означавшим сдачу крепости, она отдалась ему,повернувшись лицом и вдохновенно отвечая на его поцелуи. Как только этопроизошло, Джейсон освободил ее руки.

Его голова склонилась ниже, и он поцеловал ее шею,продвигаясь губами к холмистой прелести ее грудей. Языком он чертил на еегорячей коже крошечные круги, затем его рот сомкнулся на ее соске, отчего онасчастливо охнула и, схватив его темную кудрявую голову, прижала к себе. Когдаон остановился, все тело Виктории пронизывали неведомые ощущения, и онаотчаянно жаждала удовлетворения желания. С мучительной медлительностью онпогрузился в ее влажное тепло, затем осторожно отпрянул назад и сновапогрузился, и так с каждым разом все глубже и глубже, слегка отклоняясь и затемуглубляясь, пока она не обезумела от неутоленного желания. Ее лицо пылало,грудь вздымалась и опадала в такт частому, прерывистому дыханию. Внезапно онвошел в нее с такой силой, что она громко застонала от предельного наслаждения,– и так же неожиданно отпрянул.

– Нет! – воскликнула Виктория, пораженная неожиданнойостановкой, обнимая его за талию.

– Ты хочешь меня, Виктория? – шепнул он. Ее затуманенныеглаза открылись, и она увидела над собой суровое лицо Джейсона.

– Хочешь? – повторил он.

– Я никогда не прощу тебе этого, – приглушенно ответила она.

– Хочешь меня? – снова повторил он. – Скажи.

Волна вожделения сотрясла ее тело, разъедая ее слабеющую волюи подталкивая сдаться. Он ревнует. Он неравнодушен к ней. Его рассердило еедолгое отсутствие. Губы Виктории сложились так, что на них можно было прочестьслово «да», но даже нестерпимая страсть не смогла заставить ее произнести этовслух.

Удовлетворенный этим молчаливым согласием, Джейсон дал ейто, чего она так хотела. Как если бы стремясь искупить свою вину за унижение,которому он подверг ее, он отдался ей целиком, давая максимальное наслаждение иподавляя настойчивые требования своего собственного невыносимого желания.

Когда все было кончено, наступила гробовая тишина. Джейсондолго лежал неподвижно, уставясь в потолок; затем спрыгнул с кровати и ушел всвои покои. Если не считать брачной ночи, впервые он ушел от нее сразу послелюбовных утех.

Виктория пробудилась с тяжелым сердцем и таким ощущением,будто не спала вовсе. От горького отчаяния у нее встал комок в горле, когда онавспомнила об унизительной, грубой мести Джейсона прошедшей ночью. Откинувспутанные пряди волос с лица, она облокотилась о подушку и пустым взглядомокинула спальню. Затем ее взгляд упал на кожаную шкатулку, стоявшую натумбочке.

Ее охватила такая бешеная ярость, какой она еще в жизни неиспытывала. Она вихрем вылетела из постели, накинула халат и схватила шкатулку.

Полы бледно-зеленого шелкового одеяния смерчем закручиваласьвокруг ее ног, когда она рванула дверь в апартаменты Джейсона и влетела к нему.

– Посмей только еще хоть раз подарить мне драгоценности! –прошипела она.

Джейсон полураздетый стоял возле кровати. Он вовремя поднялголову, чтобы увидеть брошенную в него шкатулку, но не сдвинулся с места и нешевельнул ни единым мускулом, чтобы увернуться. Шкатулка со свистом пролетеламимо его лица, чудом не задев его.

С громким стуком она упала на полированный пол и скользнулапод кровать.

– Я никогда не прощу тебе того, что случилось ночью! –крикнула воительница, впиваясь ногтями в свои ладони и задыхаясь от неистовойярости. – Никогда!

– Конечно, нет, – безо всякого выражения согласился он, взяврубашку.

– Я ненавижу твои драгоценности, ненавижу то, как тыобращаешься со мной, и ненавижу тебя! Ты не знаешь, что такое любовь, – тыциничный, бессердечный ублюдок!

Последнее слово сорвалось с ее губ непроизвольно, но егореакция оказалась абсолютно неожиданной.

– Ты права, – с серьезным видом подтвердил он. – Ты даласовершенно точное определение. Извини, что я не оправдал твоих иллюзий на мойсчет, если таковые были, но правда заключается в том, что я появился на свет врезультате мимолетной, бездумной связи между Чарльзом Филдингом и давнопозабытой танцовщицей, которую он содержал в качестве любовницы в далекойюности.

Он натянул рубашку на широкие мускулистые плечи и просунулруки в рукава, а в это время до Виктории начало доходить, что он сказал.

– Я вырос в нищете в доме золовки Чарльза.

Потом моим домом стало складское помещение.

Я самостоятельно научился грамоте; мне не довелось учиться вОксфорде или заниматься иными вещами, которые привычны для твоих поклонников –рафинированных аристократов. Короче говоря, я вовсе не тот, каким ты меня себепредставляешь; во мне нет ничего хорошего или благородного. – Глядя в пол, онначал застегивать рубашку. – Я не гожусь тебе в мужья. Я не достоин того, чтобыприкасаться к тебе. Я занимался такими вещами, от которых тебя стошнило бы,если б ты о них узнала.