Олег молниеносно подхватил, положил в сторонке на пол,потянул за ручку. Ржавые петли пронзительно взвизгнули. Рудый мгновенно втянулголову в плечи, как улитка рожки, испуганно процедил сквозь зубы: «Перепоротьключарей...» Олег бочком вдвинулся в щель, и Рудый поспешно проскользнулследом.

Из этих широких сеней две лестницы вели вверх, а на тойстороне сеней зияла приоткрытая дверь в узкий коридор. Олег кивнул, и они молчаперебежали через сени прямо в коридор.

Там стены быстро сдвинулись, Олег вынужденно пошел боком.Темно, затхло, под ногами похрустывали мелкие косточки. Рудый начал потихонькуныть: он постоянно слышал гадкие звуки, а гадкие запахи еще чаще.

Олег замедлил шаг, тайный ход медленно повел вверх. Справадоносились голоса, словно бы тайник шел вдоль стен пиршественных палат. Кое-гдекамни были аккуратно вынуты, дабы смерды Твердислава могли тайком слушать речиподвыпивших воевод и старших дружинников.

Олег на ходу заглядывал в квадратные выемки в стене. Однаждыон взял у Рудого ножик, осторожно ткнул острым концом в шероховатую стену.Блеснул красноватый свет, Рудый понял, что стена — не стена, а толстый ковер,прикрывающий вынутую плаху. Через дырочку просматривался уголок зала, залитыйбагровым светом факелов. Олегу и Рудому после блуждания в темноте онипоказались нестерпимо яркими.

Олег уже опускал клинышек ковра, когда в палату ворвались,грохоча сапогами, воины с короткими тяжелыми копьями. Двое держали пылающиефакелы. Впереди ковылял, сильно хромая, с обнаженным мечом воевода со злым,сдвинутым набок лицом: уродовал огромный распухший кровоподтек всех цветоврадуги — глаз заплыл, губы распухли. Рудый с содроганием узнал Листа,злополучного воеводу, который сражался у обрыва.

Лист быстро оглядел зал, прошепелявил:

— Обшарить вше ходы-выходы!.. Осмотреть комнаты. Ешлидвеши шаперши — ломайте. Помните, они опашны. Ешли не хотите умереть, шубите ихпешвыми. Не пытайтешь обешорушить или вшять в плен — убивайте!

Похоже, вторая половина его зубов осталась у обрыва наневспаханной земле, ожидая весны. Один воин, в полном доспехе и в шлеме,покосился на обезображенное лицо свирепого воеводы, зябко передернул плечами,словно от внезапного северного ветра, сказал нерешительно:

— Они здесь в самом деле?

— Здешь, — гаркнул Лист. Он закашлялся, плюнул напол темным сгустком. — Я их обезошужил и захватил, но потешял пятнадцатьвоинов, а в моей дружине были лучшие из лучших! Но эти пшоклятые вше равноушкольшнули, вовремя для них напали пшоклятые урюпиншы...

— Но почему они здесь?

— Мы захватили их женщин, душак. Они не трушы! Охотникипоказали, что четвешо вшадников галопом нешлишь в нашу шторону. К тому же ятолько что обнашужил, что вошота отпешты!

— Ворота терема?.. Могли забыть запереть.

— Нет, пока я сташший воевода, — отрезал Лист.

Воины, снова громко топая, выбежали из палаты. Листподозрительно огляделся, пошел с обнаженным мечом вдоль стены. Олег попятился втемноте на цыпочках.

Рудый прошептал:

— Что подсказывают боги?

— Говорят, что мы — бравые мужи.

— Я не Асмунд, мне чести не надо. Лучше быть живойлисой, чем мертвым львом...

— Шшшш!

Олег потащил за собой Рудого в глубину хода, круто свернул.Рудый не успел увидеть поворота и влип в каменную стену, зашипел, какразъяренный змей.

— Что на этот раз? — потребовал раздраженно Олег.

— Крысы...

Олег двинулся в темноту, но впереди уже заблестел рассеянныйсвет. Они выбрали крохотную комнатку, где стояли два огромных сундука, высокаякровать, тускло светил догорающий факел.

Рудый еще тер кулаками глаза, свет больно резал, как вдруг вкоридоре послышались тяжелые шаги. Дверь содрогнулась от толчка. Послышалисьгрубые голоса, толстые доски затрещали. Олег вытащил из ножен кинжал, сталрядом с дверью. Рудый застыл с другой стороны, лицо его стало мрачным,оскаленные зубы заблестели, как у загнанного хорька: отступать некуда — самизахлопнули себя в ловушку.

Дверь содрогнулась, доски подались, начали со скрипомраздвигаться. Олег вскрикнул тонким, детским голосом:

— Ой, кто там?.. Папа, это ты?

За дверью наступила тишина, потом — потрясенный голос:

— О, Сварожич! Там дети князя...

— Достанется нам, — сказал второйторопливо. — Князь не потерпит, что выломали дверь к его наследнику идочке.

Рудый не верил ушам своим, но шаги быстро удалились. Онповернул сияющее лицо к пещернику:

— Хорошо, что здесь так чтят детей!

Олег ответил равнодушно, думая о другом:

— Свои жизни чтят...

— Думаешь, не ради детей?

— Стань на их место. Ломать дверь, ожидая, что двое —нет, четверо! — осатанелых уже занесли для удара мечи? Всякого, кто шагнетчерез порог, исполосуют от макушки до задницы... Поневоле схватишься за любоеобъяснение, чтобы оставить дверь в покое.

— Ты не веришь в добрые чувства, — обвинил егоРудый. — А еще святой человек!

— Пойдем отсюда. Лист не пройдет мимо запертой двери.

— Веди, тебе боги подсказывают.

— В этих норах важнее подсказка крысы.

— Не богохульствуй! — воскликнул Рудыйпатетически, но глаза его блестели живо, на пещерника смотрели с интересом.

Олег выхватил факел, подбежал к высокому окну. Рудыйподставил спину, Олег вспрыгнул ему на загривок. Рудый заохал, перекосился, ноОлег не обращал внимания, выглянул, быстро просунул руку с факелом.

Когда спрыгнул на пол, Рудый с трудом разогнулся, сказалобвиняюще:

— На меде и акридах так не взматереешь!

Снизу в окошко потянуло гарью, начал заползать сизый дым. Застеной послышался топот, кто-то истошно заорал, затопали еще громче. Олегкивнул Рудому, тот работал хитрым ножичком, снимал скобы. Олег прислушался,затем распахнул дверь. Они пронеслись через освещенный пламенем коридор,вскочили в темную комнату, где распахнутая дверь уже висела на одной петле.

Затаившись в темноте, они видели на фоне огня темные фигуры,что растаскивали горящие клочья ковров, рубили деревянные перегородки. Кто-токатил огромную бочку, из нее хлестала темная, сильно пахнущая струя. Рудыйпотянул носом, простонал: «Такое пиво переводят!.. Лучше весь терем в пепел...»

Олег нетерпеливо кивнул, они перебежали через коридор. Сплощадки, где стоял массивный камнемет с отполированными ручками, видно быловнизу пламя, там клубился черный дым, суетились люди.

Рудый равнодушно отмахнулся: