— Чья подпись под статьёй, господин поручик?

— Редактора, депутата Белы Барабаша, господинполковник.

— Старая бестия! Но прежде чем эта статья попала в«Пестер-Ллойд», она была напечатана в «Пешти-Хирлап». Теперь прочитайте мнеофициальный перевод венгерской статьи, помещённой в шопроньской газете«Шопрони-Напло».

Поручик Лукаш стал читать статью, которую автор с большимусердием разукрасил фразами вроде: «веление государственной мудрости»,«государственный порядок», «человеческая извращённость», «втоптанное в грязьчеловеческое достоинство и чувство», «пиршество каннибалов», «избиение лучшихпредставителей общества», «свора мамелюков», «закулисные махинации». Далее всёбыло изображено в таком духе, точно мадьяры на родной земле преследуются большевсех других национальностей. Словно дело обстояло так: пришли чешские солдаты,повалили редактора, били его своими солдатскими башмаками в живот, он,несчастный, кричал от боли, а кто-то всё застенографировал.

«О целом ряде серьёзнейших фактов, — хныкалашопроньская газета „Шопрони-Напло“, — у нас благоразумно умалчивают иничего не пишут. Всякий знает, что такое чешский солдат в Венгрии и каков он нафронте. Всем нам известно, что вытворяют чехи, каковы настроения среди чехов ичья рука видна здесь. Правда, бдительность властей отвлечена другими деламипервостепенной важности, и, однако же, она должна надлежащим образом сочетатьсяс общим надзором, чтобы не повторилось то, чему мы на днях были свидетелями вКираль-Хиде. Во вчерашней нашей статье пятнадцать мест было вычеркнуто цензурой.Нам не остаётся ничего другого, как только заявить, что и сегодня потехническим соображениям мы не имеем возможности широко осветить события вКираль-Хиде. Посланный нами корреспондент убедился на месте, что властиэнергично взялись за это дело и быстрым темпом ведут расследование. Удивляетнас только одно, а именно: некоторые участники этого истязания находятся до сихпор на свободе. Это касается особенно того господина, который, по слухам,безнаказанно обретается в лагере и до сих пор носит петлицы своего„попугайского полка“. Фамилия его была названа третьего дня в „Пестер-Ллойд“ ив „Пешти-Напло“. Это пресловутый чешский шовинист Лукаш, о бесчинствах которогобудет внесена интерпелляция депутатом от Кираль-Хидского округа Гезой Шавань».

— В таком же любезном тоне, господин поручик, —сказал полковник Шрёдер, — пишут о вас «Еженедельник», выходящий вКираль-Хиде, и прессбургские газеты. Но, я думаю, это вас уже не интересует,так как тут все на один лад. Политически это легко объяснимо, потому что мы,австрийцы, — будь то немцы или чехи, — всё же ещё здорово противвенгров… Вы меня понимаете, господин поручик. В этом видна определённаятенденция. Скорее вас может заинтересовать статья в «Комарненской вечернейгазете», в которой утверждается, что вы пытались изнасиловать госпожу Каконьпрямо в столовой во время обеда в присутствии её супруга, которого вы, угрожаясаблей, принуждали заткнуть полотенцем рот своей жене, чтобы она не кричала.Это самое последнее известие о вас, господин поручик. — Полковникусмехнулся и продолжал: — Власти не исполнили своего долга. Предварительнаяцензура здешних газет тоже в руках венгров. Они делают с нами что хотят. Нашофицер беззащитен против оскорблений венгерского штатского хама-журналиста. Итолько после нашего резкого демарша, а может быть, телеграммы нашегодивизионного суда, государственная прокуратура в Будапеште предприняла шаги ктому, чтобы произвести аресты отдельных лиц во всех упомянутых редакциях.Больше всех поплатился редактор «Комарненской вечерней газеты», он до самойсмерти будет помнить свою «Вечёрку». Дивизионный суд поручил мне, как вашемуначальнику, допросить вас и одновременно посылает мне материалы следствия. Всёсошло бы гладко, если бы не этот ваш злополучный Швейк. С ним находится какой-тосапёр Водичка; когда того привели на гауптвахту после драки, при нём нашлиписьмо, посланное вами госпоже Каконь. Так этот ваш Швейк утверждал на допросе,что письмо не ваше, что это писал он сам, — когда же ему было приказанопереписать письмо, чтобы сравнить почерки, он ваше письмо сожрал. Тогда изполковой канцелярии были пересланы в дивизионный суд ваши рапорты для сравненияс почерком Швейка, — и вот вам результаты.

Полковник перелистал бумаги и указал поручику Лукашу наследующее место:

«Обвиняемый Швейк отказался написать продиктованные емуфразы, утверждая, что за ночь разучился писать».

— Я, господин поручик, вообще не придаю никакогозначения тому, что говорил в дивизионном суде ваш Швейк или этот сапёр. И Швейки сапёр утверждают, что всё произошло из-за какой-то пустяшной шутки, котораябыла не понята, что на них самих напали штатские, а они отбивались, чтобызащитить честь мундира. На следствии выяснилось, что ваш Швейк вообще фрукт.Так, например, на вопрос, почему он не сознаётся, он, согласно протоколу,ответил: «Я нахожусь сейчас в таком же положении, в каком очутился однаждыиз-за икон девы Марии слуга художника Панушки. Тому тоже, когда дело коснулосьикон, которые он собирался присвоить, ничего другого не оставалось ответить,кроме как: «Что же, мне кровью блевать, что ли?» Разумеется, я, как командирполка, позаботился о том, чтобы во все газеты от имени дивизионного суда былопослано опровержение подлых статей, напечатанных в здешних газетах. Сегодня этобудет разослано, и полагаю, что я с своей стороны сделал всё, чтобы загладитьшумиху, поднятую этими штатскими мерзавцами, этими подлыми мадьярскимигазетчиками. Кажется, я недурно отредактировал:

«Настоящим дивизионный суд N-ской дивизии и штаб N-скогополка заявляют, что статья, напечатанная в здешней газете о якобы совершённыхсолдатами N-ского полка бесчинствах, ни в какой степени не соответствуетдействительности и от первой до последней строки вымышлена. Следствие, начатоепротив вышеназванных газет, поведёт к строгому наказанию виновных».

— Дивизионный суд в своём отношении, посланном в штабнашего полка, — продолжал полковник, — приходит к тому заключению,что дело, собственно, идёт о систематической травле, направленной противвоинских частей, прибывающих из Цислейтании в Транслейтанию. Притом сравните,какое количество войск отправлено на фронт с нашей стороны и какое с ихстороны. Скажу вам откровенно: мне чешский солдат более по душе, чем этотвенгерский сброд. Стоит только вспомнить, как под Белградом венгры стреляли понашему второму маршевому батальону, который, не зная, что по нему стреляютвенгры, начал палить в дёйчмейстеров, стоявших на правом фланге, а дёйчмейстерытоже спутали и открыли огонь по стоящему рядом с ними боснийскому полку. Вот,скажу я вам, положеньице! Я был как раз на обеде в штабе бригады. Накануне мыдолжны были пробавляться ветчиной и супом из консервов, а в этот день намприготовили хороший куриный бульон, филе с рисом и ромовые бабки. Как разнакануне вечером мы повесили в местечке сербского трактирщика, и наши поваранашли у него в погребе старое тридцатилетнее вино. Можете себе представить, какмы все ждали этого обеда. Покончили мы с бульоном и только принялись за курицу,как вдруг перестрелка, потом пальба, и наша артиллерия, понятия не имевшая, чтоэто наши части стреляют по своим, начала палить по нашей линии, и один снарядупал у самого штаба бригады. Сербы, вероятно, решили, что у нас вспыхнуловосстание, и давай крыть нас со всех сторон, а потом начали форсировать реку. Бригадногогенерала зовут к телефону, и начальник дивизии поднимает страшный скандал, чтоэто там за безобразие происходит на боевом участке бригады. Ведь он только чтополучил приказ из штаба армии начать наступление на сербские позиции на левомфланге в два часа тридцать пять минут ночи. Мы же являемся резервом и должнынемедленно прекратить огонь. Ну, где там при такой ситуации «Feuereinstellen!».[132] Бригадная телефонная станция сообщает, чтоникуда не может дозвониться, кроме как в штаб Семьдесят пятого полка, которыйпередаёт, что он получил от ближайшей дивизии приказ «ausharren!»,[133]что он не может связаться с нашей дивизией, что сербы заняли высоты 212, 226 и327, требуется переброска одного батальона для связи, и необходимо наладитьтелефонную связь с нашей дивизией. Пытаемся связаться с дивизией, но связи нет,так как сербы пока что зашли с обоих флангов нам в тыл и сжали наш центр втреугольник, в котором оказались и пехота и артиллерия, обоз со всейавтоколонной, продовольственный магазин и полевой лазарет. Два дня я не слезалс седла, а начальник дивизии попал в плен и наш бригадный тоже. А всему виноймадьяры, открывшие огонь по нашему второму маршевому батальону. Но, разумеется,всю вину свалили на наш полк. — Полковник сплюнул. — Вы теперь сами,господин поручик, убедились, как они ловко использовали ваши похождения вКираль-Хиде.