Александра отсоединила шланги и жгут проводов СЖО, когда вал бабочек уже миновал выжженную землю и захлестнул Шенай. Только небольшая, относительно, конечно, небольшая, стая задержалась, расправляясь с муравьями в балке. Элан был плох. И хотя ничего нового в этом факте не было — только вышедший из погружения эволэк всегда при смерти — всё же с паническим страхом потерять его сейчас, когда, казалось бы, уже всё позади, она справлялась с огромным трудом.

В выходе из погружения всегда есть одна сложность. Контактёра за долгие недели неизбежно так напичкают всякими препаратами, что интенсивная терапия оказывается под вопросом, ведь организм попросту может не выдержать большой дозы медикаментов. И на куратора, уже самого полумёртвого от перенесённого напряжения, ложится новая ноша — реабилитация. Это снова хождение по краю, когда между жизнью и смертью лишь тонкая граница, очерченная уставшим человеком.

Эволэк в полубессознательном состоянии лежал на земле, а Полякова, держа голову бедолаги на своих коленях, безуспешно пыталась его напоить. Никакого алкоголя, просто чистая, прохладная вода. Но даже она не лезла в горло, мутными ручьями стекая по перепачканному пеплом лицу.

— Официально заявляю, я больше не засну. Никогда. — Симонов опустился на колено рядом. — Ну, у вас и работёнка…

— Это ещё не конец. — Полякова хватала воздух ртом. — Где же этот чётов вертолёт?!!

В отчаянном крике слышались душившие её слёзы. Женщина с надеждой всматривалась в небо, силясь увидеть ангела-спасителя, услышать шум винтокрылой машины. Сознание уплывало, и куратор повалилась бы на бок, не подхвати её Симонов — стальная пружина, которую Саша закручивала в себе долгие месяцы, сорвалась, со страшным гулом разматывая витки спирали. Она сознавала необходимость продолжения борьбы за жизнь подопечного, но и душа, и тело хором потребовали тишины и покоя, сопротивляясь безумию человеческого разума, поставившему их на грань смерти.

Как в плохом кино перед взглядом мелькали обрывки ленты, то, что сознание вырвало у беспамятства. Горячий спор бойцов с Императрицей. Первые не решались сажать вертолёт на холмы — нахватавшись пепла, турбины силовой установки могут запросто оказать, и тогда катастрофа. Снова чернота… Очнулась Полякова от размеренных и частых толчков. Спецназовцы несли её на носилках. Куда? А где Элан? Она так резко дёрнулась, что чуть не выпала из брезентового кокона. Бойцы умерили шаг и принялись успокаивать буйствующего куратора. В поле зрения попала четвёрка военных, несущих ещё одни носилки, с эволэком. Увидев подопечного Саша успокоилась, снова на короткое время уйдя в небытие… Резкий свист лопастей вернул её к жизни. Вода. Кругом вода. Бойцы принесли их на единственную доступную «посадочную площадку» — широкое, но сравнительно мелкое озеро. Теперь пилотам предстояла сложная задача. Машина, поднимая тучи мельчайших брызг, опустилась к самой поверхности водоёма, колёса неубирающегося шасси погрузились в мутную жижу, отравленную пеплом, как и всё вокруг. Солдаты, с трудом выдёргивая ноги из плена вязкого дна, понесли их к открытой двери грузового отсека, сильные руки подхватили носилки, пряча тела от воздушных струй в металлическую скорлупку…

* * *

Им отвели целое крыло двухэтажного госпиталя, одного из лучших на Измере вообще. Здесь было всё, что нужно для лечения и отдыха. Только персонал заменили ибисовцами, и, естественно, охрана тоже была не из местных.

Элан сидел у распахнутого окна всё свободное от немудрёных процедур время — медицина мало чем могла сейчас помочь эволэку, ведь самые тяжёлые травмы получило не тело, а душа. Полный ступор.

Апатия немного отступала, когда из соседней палаты приходила Александра, такая же уставшая, молчаливая, как и он сам. Они не покидали здание уже почти неделю, не потому, что не пускали, просто не было сил. Гуляли по коридору, держась за стены, всё время падая, причём жертва притяжения вечно хваталась за пижаму коллеги по несчастью, увлекая того на пол следом за собой. Каждый раз, оказавшись в положении «куча мала», они заходились в припадках истерического хохота, и бурное веселье продолжалось довольно долго, подогреваемое неуклюжими попытками снова принять вертикальное положение. Когда не оставалось сил уже даже смеяться, их под руки относили в небольшой сад. Он быль целью, к которой оба больных дали торжественную клятву добраться на своих двоих, но в силу понятных причин были не способны воплотить обещание в жизнь. В утешение они отмечали, что с каждым разом пройденный путь становился всё длиннее.

— Сегодня попытка номер четыре, — Полякова появилась в дверном проёме ровно в назначенный час.

— Доброе утро, — Иригойкойя отметил, что куратор опять, видимо, плохо спала. Её лицо, всё ещё бледное, как полотно, отражало муки прошедшей ночи.

— Вы ужасно выглядите.

— Ровно настолько, насколько ты себя чувствуешь, — нашлась, что ответить наставница. — По-правде сказать, так и есть. Первые дни вырубалась, и спала без задних ног, даже днём… А сейчас никак сон не идёт.

Эволэк не стал лезть с предложениями принять снотворное — всякие медицинские зелья итак переполняли их тела. Просто надо сжать зубы и терпеть. Не первый раз. Ночные бдения имеют и свои плюсы — подсвеченный луной пейзаж за окном был воистину прекрасен. Он тяжело вздохнул:

— Ночь пройдёт, наступит утро ясное…

Сердце протестующее забилось, предчувствуя очередную пытку. Центральная нервная система, за долгие месяцы привыкшая к полётам в Океанесе, с трудом вспоминала, что такое ходьба. Да, что там ходьба! Первые дни удержать в руках кружку с водой оказалось сложной задачей! Речь, память, движения — всё, буквально всё, приходилось собирать по крупицам, вспоминая многие элементарные вещи, о которых в повседневной жизни даже не задумываешься, собирать осколки собственной души, пытаясь склеить хоть какое-то подобие зеркала человеческого «Я».

— Ну, поехали.

С этими словами эволэк расстался с полюбившимся уже плетёным креслом и довольно уверенно пересёк комнату, хотя его заметно шатало из стороны в сторону. Ощущения были схожими с теми, которые он испытывал после интенсивной работы на виртуальном полигоне — «пилотажке». Элан плечом врезался в косяк двери, оказавшись нос к носу со своим куратором. «Пилотажка» — почему-то неофициальное название комплекса, всплывшее в этот миг из глубин сознания, крутилось в голове как волчок.

— Что-то вспомнил? — Полякова безошибочно угадала причину его лёгкой растерянности.

Подопечный утвердительно кивнул, и куратору этого жеста показалось достаточно — к парню потихоньку возвращалась память, а лезть с расспросами не стоило, сам расскажет, если захочет. Жизнь есть жизнь, далеко не все воспоминания приятные!

В коридоре снова показалась команда из двух инвалидов, которые, истекая потом, тяжело дыша, в сопровождении пары бойцов упрямо прокладывали себе путь к рукотворному островку зелени. Скорость была просто черепашьей, но тренировки тела начинались именно с таких пустяков. Сегодня десять метров, а через месяц и километр осилить можно.