– Сюда, сюда, не дождемся!!!

Водитель с фельдшером уже сами вытаскивали на «скоропомощных» носилках очередного парня почти без головы и совсем без руки. Водила оказался пожилой толстый дядька, он не удержался на ногах, и вся компания рухнула на припорошенный тонким слоем снега лед. Парня дотащили до реанимации еще живого, водитель пошел на травму с переломанной шейкой бедра.

Еще через полчаса мы смогли запихать всех оставшихся в брюхо приемного покоя и закрыть наконец плотно двери. И только тут я поняла, как сильно все замерзли. Алина Петровна матерно богохульствовала на весь коридор, не стесняясь высказывать товарищу наверху все свое разочарование, глубокое презрение и полное отсутствие страха отвечать за каждое сказанное слово. Расталкивая большой попой каталки, она собирала окровавленные мальчишеские ботинки, форменные куртки, шапки. Пол практически весь оказался окрашен в землисто-красный цвет, перемещаться было тесно и скользко, но все же мы отправили еще нескольких в предоперационную. Потом еще трех, похоже с разрывом печени, и еще двух с пробитыми головами. Мысленно притормозив на секунду и оценив ситуацию, я осознала, что сегодня за ночь будет не менее двенадцати-четырнадцати трепанаций. Какой Славка выйдет из операционной утром, даже страшно себе представить, однако именно эта мысль оказалась полезной и подтолкнула меня к телефону:

– Люся, «Скорую» набери.

– Вот это хорошая идея, доктор. Я уж думала, никто не сообразит.

Диспетчер взяла трубку почти сразу.

– Девочки, это сто двадцать четвертая, закрывайте нас на прием. Все, операционных больше нет. Мы уже как селедки в бочке. Давайте все остальное в Мариинку или еще куда.

На том конце провода никто не сопротивлялся.

В коридоре все еще стоял гул, свободного места оставалось мало. На каталках ждали своей очереди человек пятнадцать, в основном люди из случайно присоседившихся к этому кровавому месиву легковых машин. Из курсантов остались только счастливчики с переломанными конечностями, без явных повреждений головы или внутренних органов. Однако шуму стало намного больше, так как, вероятно, обезболивали их просто анальгином или еще чем-то несложным, так что теперь пусть всего лишь простые переломы, но все же переломы начали сильно беспокоить.

Прошло всего полтора-два часа, а казалось – вечность, голова кружилась от страха что-то пропустить, расслабившись от усталости, или, наоборот, не заметить в спешке. Как назло, подъехали две последние машины «Скорой» с того же места – их не успели предупредить о нашей переполненности. В одной уже никто не торопился, а в другой привезли наконец-то выпиленного из груды железа водителя автобуса с курсантами. Водитель бензовоза выпиливанию не подлежал. Говорили, он заснул за рулем, но наш неподкупный патологоанатом впоследствии установил истину – у мужика случился инфаркт. Он не был ни в чем виноват – он просто умер за рулем. Наконец-то закатили каталку с героем финала, на сегодня окончательно и бесповоротно последнюю.

Водителя автобуса прислонили к стенке почти у самой двери. Правая нога была наспех прибинтована к лангете, вид ее намекал на очень нехорошее состояние. Лицо пересекал глубокий рваный разрез. Дядька был явно накачан чем-то покрепче: зрачки съехались в две некрасивые точки, но укол уже начал отходить, и мужичок потихоньку кряхтел и ощупывал наспех заклеенное широким пластырем лицо и переломанную ногу. Особенно сильно он забеспокоился, когда заведующий травматологией спустился ради него с операционной и начал немилосердно осматривать несчастную нижнюю конечность. Задержался у каталки минуты на две, недовольно поморщился и вернулся на пост.

– Девочки, давайте на рентген его. Как бы сегодня пацанам технику ампутации освежить не пришлось.

Тем временем не очень ласковый осмотр пробудил в водителе все ощущения и почти окончательно чувство реальности. Он приподнялся на локте и повернул изувеченное лицо в нашу сторону:

– Сестра… кто-нибудь…

Люся уже подходила к нему с намерением оттащить в рентген-кабинет.

– Что случилось, обезболить?

– Сколько осталось, где…

– Что осталось?

– Сколько пацанов живых осталось… где…

– Все тут, мужик. Не переживай, все в порядке.

Люся засопела носом.

Страшно ломило спину, и уже болела голова, хотелось в туалет. Мы с Люсей, лавируя между другими больными, потащили бедного дядьку на съемки остатков ноги. Люся, посопев пару минут над мужиком, взяла себя в руки.

– Ничего… остался час, не больше. Скоро всех разгребем.

– У нас закончится, а наверху только самый шабаш начнется.

Мужика забрали в операционную, и заведующий травмой удалился вместе с ним, опять оставив нас наедине с молоденьким мальчиком, который полгода как после интернатуры. Светловолосый голубоглазый херувим. Проблема состояла, собственно, не в нем, а как всегда – в его молодости, по причине которой он все делал очень медленно. Прекрасный дуэт вместе с окончательно осоловевшим от страха Петруччио. Парень напрягался и обдумывал каждый свой шаг неумолимо долго. Но погибать, так с музыкой, и мы прикусили свои злые языки. Первой подала голос Алина Петровна, строго зыркнув сначала на меня, потом на Люсю:

– Хороший мальчик, толк будет через пару лет.

Я продолжила свое передвижение от больного к больному. Среди оставшихся оказалось несколько людей в возрасте, одна дама с диабетом и мужчина с кардиостимулятором. Бесконечное количество раз за ночь засовывала я в уши старый фонендоскоп, звуки дыхания и биения сердца, такие разные у каждого человека, теперь слились в одну монотонную какофонию.

Кардиологическая Светка покинула нас еще час назад: у нее на отделении кому-то стало плохо.

Воздух был переполнен постоянной болью. Часы уже показывали около двух ночи, и как бы мы теперь ни торопились, на светофоре включился красный свет – из операционных сообщили: еще полчаса до освобождения хотя бы одного стола, а оперировать еще надо от забора до рассвета.

Люся окончательно закрыла изнутри входную дверь, мне оставалось осмотреть еще буквально нескольких человек. Однако минут через двадцать после скрежета дверными засовами началось прогнозируемое, но нами никак не ожидаемое. Двери начали ходить ходуном от стука, потом в темноте кем-то был обнаружен звонок, и стало совсем громко. Я попятилась к посту, желая уже поскорее залезть под стол и обнаружить себя только утром. Это были родственники: толпа людей с безумными от неведения и страха глазами – заплаканные дамочки около сорока, одни или в сопровождении всклокоченных мужей.

В конце потянулась менее однородная публика: молодые люди и совсем сопливые девчонки, кто-то в сопровождении родственников в военной форме, желающих сразу подчеркнуть свой «не просто так» статус. Собрание увеличивалось в размерах, некоторые тут же обнаруживали своих близких на оставшихся в приемнике каталках и радовались, что самое плохое не случилось и уже точно не произойдет.