– Вернее, городские, – говорит Долохов. – Пойдемте, девочки.Только не очень пугайтесь, ладно. Одного, вернее, одну из этих тварей яподстрелил, ну да ничего с ней не сделается. Милицию и «Скорую» мы уже вызвали.

Во дворе странным образом светло. А, ну да, это от фар джипаи «Волги». Вижу кого-то на заднем сиденье «Волги».

– Кто это? – всматривается Валентина. – Кого вы тудапосадили?

– Ты ее вряд ли знаешь, – отмахивается Долохов. – Это некаяЛариса Дарзина.

– Вряд ли знаешь?! – потрясенно повторяет Валентина. –Ни-че-го себе! Мы с Аленой ее слишком хорошо знаем, эту заразу! Володька, онаже всю машину разнесет!

– Ничего, не бойся. Не разнесет. Пришлось ее связать, крометого, я ей малость вкатил успокоительного. Дама буйствовала так, чтосмирительную рубашку могла бы разорвать.

– А она перевязана? – спрашиваю я.

– В смысле?

– Ну, рана ее. Вы сказали, что одну из них подстре-лили…

– Не Ларису. Ее сестрицу.

– Кого?! – спрашиваем мы в один голос с Валентиной.

– Да вот, видите? – Долохов взбегает на крыльцо и открываетдверь. Из дома падает поток света, и я вижу толстого мужчину, которыйполулежит, откинувшись на ступеньки. У него перевязана чем-то белым рука, плечостянуто, он явно без памяти.

Подхожу, всматриваюсь, не веря глазам. Да ведь это жуткийпризрак, который преследовал меня! Тот железнодорожник! На сей раз он одет вкакие-то бесформенные штаны и болоньевую куртку. Он бледен, глаза закрыты. Но яузнаю его сразу, несмотря на то, что по лицу урода стекают струйки какой-точерной воды.

– Что это? – шепчу я – у меня вдруг пропал голос. – Почему…черное, что это?

– Не знаю, – равнодушно ответил Долохов. – Думаю, тушь дляресниц. Да нет, Ирина Петровна ею не ресницы красила, а пушок, щедропокрывающий ее щеки и верхнюю губу. И создавалась полная иллюзия небритогомужского лица.

– Какая Ирина Петровна? – с трудом спрашиваю я.

– Пластова. Ирина Петровна Пластова. Родная сестра ЛарисыДарзиной.

D-x-NV

Расшифровка магнитофонной записи.

– Я вот подумал – может быть, ваш муж стал в свое времясвидетелем какого-то преступления? И через много лет… вы понимаете?..

– Вы предполагаете, что его застрелили как опасногосвидетеля? Господи… Но что я сейчас могу сказать? Он мне кое-что рассказывал,конечно, но никаких имен никогда не называл. То есть нет – имена называл, афамилий – никогда! И я многое забыла… ну вот что первое вспоминается, этоистория о двух братьях. Одного Алеша звал просто Петюня (это был его больной, унего мания преследования была), второго, здорового, называл «брат его Каин».Петюня был очень богатый человек, он что-то там с ваучерами устраивал, помните,это такие бумажки, которые будто всем на все в стране давали права?

– Разумеется, помню, кто ж их не помнит-то?!

– Ну вот, короче, этот Петюня сколотил на них состояние, ноон надорвался на этом деле, сошел с ума и попал в больницу. Однако врачи надним крепко потрудились, и у них появились самые обнадеживающие прогнозыотносительно его здоровья. И вдруг раз – внезапное ухудшение! Только опятьпривели его в норму – снова плохо. Ну, это долгая история, а потом онивыяснили, что периоды ухудшения, после которых он чуть ли в петлю не лез,Петюня этот, вены вскрывать пытался и все такое, – происходили сразу послепосещений его брата. Стали проверять передачи. А брат приносил всеисключительно в упаковках. Бутылки с минералкой пластиковые, закрученные, сокив коробках, печенье, конфеты, фрукты – все вроде бы только из магазина.Придраться не к чему. Но совершенно случайно заметили, что одна из бутылок сминеральной водой почему-то протекает. Посмотрели – а там около горлышкапроколото. Совсем крошечная дырочка. Видимо, от иглы шприца. Представляете?!Это Алеша заметил, между прочим! Туда впрыскивали какое-то наркотическоевещество, возбуждающее Петюню. Он запросто бы покончил с собой, а все его состояниеосталось бы брату.

– Да, история… Мы все никак не можем привыкнуть, что деньги,капитал были всегда и по-прежнему остаются главной причиной очень многихпреступлений. Нам все кажется, что это из какой-то буржуазной реальности, да? Ау нас теперь и есть подобная реальность, только еще хуже.

– Вот именно! Наверное, этот «брат Каин» с самого началаПетюню до психушки довел.

– Не исключено. А чем история закончилась? Удалось Петюнювылечить?

– Удалось, представляете? Как только эти «вливания»прекратились, он сразу пошел на поправку. Выписался практически здоровымчеловеком. Видимо, очень тягостные воспоминания. А перед выпиской он своюфотографию Алеше подарил. Хотите, покажу?

– Конечно.

– Вот, смотрите. В этом альбоме вообще все, что касаетсяАлешиной работы в той больнице. Он очень любил фотографии собирать, у нас многоальбомов – про Афган, про больницу, про «Скорую», про друзей, про нас с ним…отдельно…

– Алла, вы меня извините, что я вас достаю своими вопросами…

– Да нет, это вы меня извините. Ничего, я сейчас успокоюсь.Какой смысл плакать? Не вернешь… надо жить… Вы не думайте, я, наоборот, с вамис удовольствием разговариваю, мне так легче. А то что бы я делала? Сидела быодна, смотрела на его портрет и слезы лила? Я с вами хоть немножко отвлекаюсь,понимаете? Ну ладно, вот этот альбом, короче говоря. Вот врачи, с которыми онработал, некоторые пациенты… Кое-что Алеша сам снимал, какие-то снимки емударили коллеги и пациенты. Вон он, Петюня. И вот здесь он, на групповойфотографии. Правда, там сад хороший был? Прямо парк, да? Алеша с нимисфотографировался, со своими пациентами.

– Надо же, лица у них совершенно нормальные, если бы небольничная одежда… А вот какая интересная женщина, прямо Марлен Дитрих!

– Ну, по ее лицу-то, мне кажется, как раз видно, что она несовсем нормальная. Выражение глаз, видите, какое? Конечно, красивая, но такоенервное напряжение в лице…

– Как ее зовут, не помните? Фамилия, имя?

– Нет. Имя… Вера? Лера? Нет, не могу сказать, просто непомню. Может быть, Алеша и не называл ее имени. Но у нее тоже очень интереснаяистория была.

– Очередной детектив?