Маскировать яму не имело смысла – вокруг полным-полно следов, которых не скрыть. Ну да ладно, хранилище расположено в стороне от входа на Тропу и достаточно далеко от обжитых мест – воровать некому, авось пронесёт. Сюда вообще редко кто заглядывает, кроме перевозчиков, да и те предпочитают не отдаляться от побережья и своих плотов. За всё время, что существует хранилище, на его содержимое покушались раза три. А после того как Максуд нанял Кактуса – вообще ни разу: одним своим видом тот напрочь отпугивал любителей лёгкой наживы. Да и не только их. И это несмотря на то, что местный люд ко многому привычен…

Максуд вытер об себя ладони. Вздохнул, покосившись на затянутое серо-жёлтой пеленой небо: до сумерек далеко – успеет сделать как минимум ещё рейс. Два – если поторопится. Вчера он, раззява, умудрился попасть ногой в нору мускусной крысы и повредил лодыжку. Потерял время, пока перетягивал обрывком мешковины опухший сустав. Максуд посмотрел на забинтованную ногу и снова вздохнул: хочешь не хочешь, а сегодня придётся нагонять.

Но сделать короткую передышку всё же необходимо. Лечь на спину и постараться расслабить одеревеневшие, ноющие мышцы. Не забыть хорошенько помассировать икры: к вечеру их часто сводит, и только регулярный массаж снимает напряжение и худо-бедно предотвращает приступы. Вдобавок ко всему, от постоянных нагрузок жутко болит спина – но это уже пустяки…

***

Максуд лежал на спине и глядел в небо. Грязно-жёлтое, словно пропитавшееся потом, гноем, болью и проклятиями обитающих под ним людей, оно сводило с ума. Максуд прикрыл глаза.

Башка была тяжёлой и мутной. И мысли были такими же: мутные и тяжёлые, ворочались они, словно камни, перемалывая в своих жерновах очередной кусок бытия, растянувшийся недожёванной жвачкой между утренними и вечерними сумерками. А на душе и вовсе лежала такая глыба, что задавила намертво все желания, кроме одного: сдохнуть, оборвав этот тягомотный сон, который язык не поворачивается назвать жизнью, и оборвать так, чтобы не просыпаться больше – никогда.

«Мечтаешь легко отделаться? Раскатал губу!»

Самому положить конец этой жизни – воспользоваться, так сказать, «правом голоса» (ходят же байки о «свободе воли») – пустой номер. Пытались. И неоднократно. Так ведь никак не выходит: держит что-то, не пускает, связывает руки, до истерики доводя! Наверное, это всё он же, создатель этого мира, человеколюбец, добродей несчастный, поставил запрет – чтобы ни одна тварь не смела улизнуть. «Свобода воли»! Ха-ха!

И он, Максуд, тоже однажды пытался покончить с собой: заточил камнем подобранный на берегу ржавый обломок, поднёс руку к кривому лезвию и – остановился. Глядел, как пульсирует голубая жилка на трясущемся предплечье. Глядел до тех пор, пока не понял, что плачет…

Максуд сглотнул распирающий горло ком и открыл глаза. Пора. Он поднялся с земли, обошёл яму и попил из припрятанного под кустом ведра, набирая тёплую воду в горсть. Плеснул немного себе на лицо и вытер подолом рубахи.

«Вот и отдохнул…»

Затем вернулся к месту разгрузки и снова облачился в свои постылые вериги: один короб – на спину, а второй, поменьше, – на грудь. Усмехнулся пришедшей в голову мысли: «Мир постоянно находится в движении – непрерывном, вечном. Необходимость ли это, рок или проклятье, но всё живое и неживое вынуждено подчиняться этому закону. Вот и моя малая лепта: вверх по склону – к накопителю, потом вниз – к хранилищу. День за днём, день за днём…»

***

Тропа петляла в густом сплетении стволов и лиан. По прямой не пройти: увязнешь в этой дикой живой паутине. Проложенная неизвестно кем и невесть когда, Тропа со временем смещалась, изгибалась, сворачивалась в петли, как старое речное русло. Иногда даже могла замкнуться в кольцо, проход в которое быстро зарастал, и тогда оставалась в сплошном массиве джангала проплешина, затерянная и скрытая от людских глаз. Говорят, если кто-то, присев передохнуть в таком кольце, ненароком засыпал, то рисковал проснуться уже полностью окружённым неприступной и совершенно однообразной с виду стеной, и поди угадай, где находится свежая, пока еще тонкая, перемычка, отделяющая образовавшийся «омут» от спасительной Тропы. Похоже на правду. А может – байки. Но нередки были случаи, что заходил человек в джангала, да так и не появлялся больше.

Относительно неизменными оставались у Тропы лишь вход и выход. Сама же она не исчезала полностью только лишь оттого, что постоянно курсировали по ней туда-сюда такие же, как он, Максуд, навьюченные бочками, вёдрами и коробами челноки. Место отдалённое, глухое, и их, сборщиков, – по пальцам перечесть. Казалось бы, ну что для зарослей джангала эти несколько капель в их диком плотоядном океане: поглотят – не заметят, – но не спешили они сомкнуть разорванную Тропой толщу, словно соблюдали некий заключённый между растениями и людьми договор.

Конечно, Тропа была не единственной в своём роде – имелись и другие. Сколько? Да не всё ли равно? На долю Максуда с избытком хватало и одной. Когда-то давно он задался мыслью: кто был тот первый, что проложил Тропу? Спрашивал каждого, кого встречал, – и никто не знал ничего, да и не хотел знать. Так ни малости и не добившись, Максуд свернул своё дознание, к тому же сил удовлетворять праздное любопытство по понятным причинам оставалось всё меньше. Но вопрос, однако, остался. Так же, как не угасло до конца подспудное, хотя и непрактичное, стремление прояснить положение вещей. А потому со временем появились и другие вопросы: откуда взялись джангала? и зачем?.. Зачем нужна эта каменная громада – Гора, на которую он, Максуд, взбирается по несколько раз на дню сколько себя помнит – всю жизнь, по сути? Всю жизнь – с тех самых пор, как нашли его среди скал, израненного, обожжённого, с разбитой головой… Причина того, для чего он курсирует, перенося жёлтый кристаллический концентрат от расположенных выше пояса джангала накопителей к подножью Горы, – это вот как раз понятно: перевозчики оставляют в обмен на концентрат пищу и несколько мелких монет, на которые у них же можно купить одежду или необходимый в быту скарб. (Такова вообще жизнь: человек вынужден прилагать усилия, чтобы поддерживать своё существование, и от этого не деться никуда.) Интересовало другое: зачем в принципе существует Гора и всё, что на ней? Откуда она взялась и какой в её появлении смысл? Не могло же это всё появиться само собой, ни для чего?..

Идти тяжело: капканы корней выпрастывают хитрые петли из-под земли, острые шипы скрываются в листве, всегда готовые проткнуть одежду и вонзиться в тело.