Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нож? – обрадовался Ситько. – Надо же, птичку нафаршируют.
– Бросай! – повторил за мной Хасс и два раза топнул ногой.
Я кинулся к топчану, схватил одеяло и замотался в него, выпростав только руку с молотком. Если он и ударит меня, то сразу насквозь не пробьет.
На матрасе остался лежать разноцветный листок. Все тот же. Мать, молодая, с сиренью в руках. Мать. Молодая. Добросить до Хасса, а там уже как повезет… Не выпуская молотка, я подцепил снимок и тут же сделал вид, будто выронил его. Выронил так удачно, что он, пролетев метра два, приземлился почти возле Хассовых ног. Хасс рванулся за ним, схватил и со стоном «стыдно, ой, стыдно» стал, словно поклевывая, целовать.
– Павел, – шепнул я чуть слышно, – кто это?
– А…я…
– Верно. Аня велела тебя привести. Скоро, сегодня… Если не будешь драться.
Нож опустился, и Хасс, прижимая к себе бумажную мать, выдавил снова:
– А…я…
Выдавил и разрыдался, горько и вовсе без слез. Я поднял руку, свободную от одеяла, и он также поднял свою. Я заскакал, как мартышка, и он, вдруг сменив плач на хохот, тоже принялся прыгать. Я бросил молоток на матрас, и Хасс, чуть помедлив, подошел к топчану и нехотя отпустил нож.
Когда закрытый и безопасный нож лег мне в карман, я выдохнул Хассу в ухо:
– Пойдем через час.
Он просиял и грузно осел на выстывший за ночь пол.
Итак, одна задача была решена. Оставалось лишь выгнать отсюда этих. Скоро стемнеет, и, если они не уйдут, ловкую штуку мне провернуть не удастся.
Я схватил останки стула и с размаху треснул ими о стену. Хасс засмеялся и взвизгнул:
– Круши!
– Нет! – плаксиво ответил я. – Не надо, не надо! – и снова бабахнул стулом, на этот раз о топчан. Хасс зарычал и поднялся. Я помотал головой, мол, не надо, сиди, и он опустился обратно.
– Хватит, убьешь! – Я побежал, спотыкаясь. – Нож положи, слышишь! Нож положи!
– Но-о-ож! – оскалился Хасс и застучал кулаками по перевернутому столу.
Снаружи опять завозились, и Мелкий, совсем рядом с дверью, крикнул:
– Игорь, открой! Он же убьет, понимаешь?! Я его знаю, он сумасшедший, может убить просто так!
– Брысь, мелкота! – оттолкнул его белобрысый. – Рано еще, рано, рано.
– Ключ! Дай мне ключ! – Мелкий почти визжал. – Был не такой уговор!
– Слушай-ка, отвали! Делаю, что хочу. Ты ведь свое получил, стой теперь тихо, не вякай!
Я швырнул на пол стул, а Хасс, улыбаясь, пакостно прохрипел:
– Вот тебя, паразит!
– Не надо, не на… – Я застонал и рухнул рядом со стулом.
Хасс ликующе завопил. Кивнув ему, я приложил к губам палец – молчи.
Берлога затихла, как выжженный от корней до макушки лес.
– Убил? Слышишь, убил… – Мелкий царапал дверь и тоненько, бабьи скулил. – Зябличек, миленький, как ты?
Я оттопырил руками уши и высунул свернутый трубкой язык. Хасс, гогоча, тоже начал кривляться. Смех его, грубый, трескучий, звучал по-киношному жутко.
– Передержали, – сказал белобрысый и громко, испуганно хрюкнул. – Кажется, правда, того… Валим отсюда, Митяй.
– Как валим? А Зяблик? – Мелкому в голос словно набили гвоздей. – Доктора надо, этого… дядю Дениса!
– Какого Дениса, придурок?! Мы человека… ох, что же делать теперь… что делать…
Хасс поднялся, шагнул надо мной и яростно прохрипел:
– Дверь поломаю и съем.
– Плохо-то как… – Ситько чуть не плакал, – надо скорее валить. Эй, ты звонишь, что ли, дятел? Ну-ка, отдай! Дай телефон, я сказал!
– Я не отдам, – заартачился Мелкий, – надо кого-то позвать.
Тут же они засопели, но длилось это недолго. Видно, Ситько сразу Мелкого победил.
– Слышь, разбежались. И никому! Если узнаю, что проболтался – во, придушу, как цыпленка.
– Ключ хоть оставь! – крикнул осипший Мелкий.
– Да уходи ты! – долетело из-за кустов, и – тух-тух-тух-тух – белобрысый рванул по тропинке.
Когда шаги его стихли, Мелкий снова принялся звать:
– Зябличек, Зяблик, ответь!
Но я не хотел отвечать. Тогда он тяжелым камнем принялся бить замок. Бил и рыдал:
– Зябличек, миленький, я же боюсь… он меня это… сожрет. Сам ведь сказал, что сожрет. Ножиком – пыр, на кусочки… Зябличек, в телике говорили… дядя один всех пырял, а потом – на кусочки и ел…
Он стучал и стучал, а я, развалившись на грязном полу, думал о бегстве Ситько. Бегстве позорном, с подмоченными штанами. Хасс же, вдруг отупевший, печальный, сидел на краю топчана и гладил любимую Аню.
Банц! Банц!
– Зяблик, чуть-чуть обожди… еще две минутки!
Я подвернул под себя одеяло и выдохнул длинно, как паровоз. Все-таки наша дуэль с белобрысым Ситько состоялась. И я ее выиграл – честно. Хотя и немного приврал.
Замок отвалился. Мелкий радостно вскрикнул и запыхтел в приоткрывшуюся щель:
– Я иду, Зяблик. Вот сейчас, совсем уже иду. Страшно мне… очень…
Он рывком распахнул дверь и встал, защищаясь – весь зареванный, с камнем в руке. Увидел Хасса на топчане и меня на полу, вполне себе живого. Увидел и налетел, словно нашел дорогой кошелек.
– Зяблик, ты ранен? Что он сделал тебе, скажи!
– Да ничего не сделал, отстань. – Я оттолкнул его и сел, потирая ушибленное плечо. – Подыграл он мне, чтобы вас, дураков, развести.
– Как это? – опешил Мелкий и покосился на Хасса.
Тот сидел, безучастный, слегка раскачиваясь по дуге.
– Да так, сладили мы с ним, договорились. Я ему одну штуку, а он… Впрочем, дело не твое, Мелкий. Нет у тебя здесь дел.
Он хлюпнул носом и посмотрел на меня как обделавший коврик щенок.
– А ты точно не ранен? Может, дяде Денису звонить?
– Дядю Дениса не трожь, он тут ни при чем. А что этот… новый спонсор… давно ли про Хасса знает?
– Не знает вообще ничего! – Мелкий схватил меня за рукав. – Он все спрашивал, с кем ты общаешься. А я сердился на тебя, ну и сказал, что в домике друг твой живет сумасшедший. Только кто – не сказал, честное слово! Игорь взял и придумал. Разозлим, говорит, психа-то этого, он на Зяблика нападет. Обдерет немного. Зяблик тогда прогонит его навсегда. А я так хотел навсегда, понимаешь? Чтобы вдвоем нам остаться, как раньше!
– И что же, Игорь не видел его, когда злил?
– Он злил?! – хохотнул Мелкий. – Да Павел как завыл из подсобки, он сразу перетрухал. Иди, говорит, сам, я пока тут подожду. Видишь, Зябличек, я не предал тебя! Ну то есть это… не до конца… – Он сник, и крупные слезы покатились ему на шарф.
Хасс заворчал, заерзал и принялся яростно чесать голый живот. Я встал, накинул ему
