близости больше не таилась потребность в сексе. Поцелуй и его теплые руки дарили ей чувство безопасности, и это было по-настоящему сексуально. Она доверяла ему все больше и больше. Как же заманчиво быть такой желанной. А ведь он знал все ее непривлекательные стороны, она призывала его в худшие моменты. Его это не волновало… или именно за это она ему и нравилась? Она до сих пор была не уверена, чего он от нее хотел. Как он там выразился? Они могли бы отлично повеселиться вместе. То, как он прижимал ее к стене, зацеловывал ее губы и с вызовом играл с ее языком, обещало предстоящее наслаждение.

Мона уже питала к нему глубокие чувства. Она влюбилась. И не будет жалеть о том, что сейчас произойдет, однако ей хотелось большего. Именно эта мысль заставила ее обвить его руками, словно можно привязать к себе Бальтазара простыми объятиями. На самом деле они и так уже более чем связаны, скованы узами, даже женаты. Был бы он сейчас здесь, если бы они познакомились случайно?

Горящие глаза Бальтазара, его жадный взгляд, он не забивал себе голову – а она даже не знала, в чем ее проблема. Замок хрустнул, поддавшись его магии. Дверь тут же распахнулась, и он потянул Мону в квартиру. Она как раз собиралась выразить плохо сформулированные возражения, как вдруг он стянул с ее плеч кардиган. К поцелую присоединились две теплые ладони у Моны под футболкой, и у нее вырвался удивленный звук.

– Без лифчика? – хриплым голосом усмехнулся он.

– Н-не сегодня, – пробормотала она и снова заворчала, когда он сжал ее крепче. А вскоре после этого рывком сорвал с нее футболку через голову. Мона поспешно прикрыла руками обнаженное тело. Теперь она была вынуждена наблюдать, как дьявольски красивый демон расстегивает рубашку, а едва та упала на пол, тянется к ремню. Вообще-то она хотела отвернуться, но вместо этого буквально застыла, вопреки обжигающе жаркому ощущению в голове. Он разделся не до конца, с каждым предметом одежды становясь все нетерпеливее и так глядя на нее, будто мечтал съесть. Одной рукой Бальтазар схватил Мону за талию, чтобы вновь вовлечь в поцелуй. Просто очевидно, насколько сильно он ее желал.

Голая кожа коснулась голой кожи, и между ними с тихим треском пробежали искры. Это было слишком приятно, чтобы и дальше ее пугать.

Секс всегда оставался для Моны загадкой. Разумеется, она достаточно знала о нем по книгам, фильмам и чужим рассказам… к сожалению, никто не объяснял, как люди в принципе приходят к этим чувствам. Кажется, все как само собой разумеющееся получали удовольствие, кроме нее.

Поэтому сейчас Мону ошеломляло, что она ничего не хотела сильнее, чем его. А ведь это прослеживалось на протяжении всей ее жизни. Страсть Моны разгоралась, только если она отдавалась чему-то по-настоящему. И тогда ведьма целыми днями изучала древние тексты в руинах, скрупулезно правила документы своей подруги-скелетихи или практиковалась в приготовлении собственного теста для макарон, как будто хотела открыть ресторан.

И вполне логично, что в первый раз влюбилась она с такой силой, что становилось больно. Как скоро заболят губы, если он продолжит так глубоко ее целовать? Бальтазар постепенно подводил Мону к кровати, а потом оторвался от нее. Пропустил ее волосы между пальцами и сосредоточился на ее шее, прежде чем нежно прикусить кожу.

– Я хочу тебя, – шепнул он ей на ухо, и последовавшая затем дрожь превратилась в мурашки у нее на руках. – Ты тоже меня хочешь?

Он не сводил с нее взгляда, и Мона сглотнула.

«Да» она сказала не столько сексу, сколько ему. С довольной улыбкой он толкнул ее на постель, и впервые голова Моны грозила полностью отключиться.

Горящие глаза над ней. Потрясенная ситуацией, Мона смотрела на его счастливое лицо, пока улыбка не исчезла, а теплые губы не прижались к ее ключице, затем к ямочке между грудей, к левой груди… а потом она почувствовала, как его язык блуждает по ее коже. Сопутствующее покалывание больше не имело ничего общего со страхом. Нервозность была естественной, просто частью ее. И с каждым поцелуем, с каждым его прикосновением она превращалась в страсть и возбуждение. Одна рука скользнула по ее правому бедру, очень медленно, и все первоначальное нетерпение в языке его тела исчезло. Целовать ее в шею, водить губами по ее груди – ему явно доставляло огромное удовольствие трогать ее. Бальтазар снова приподнялся над Моной только для того, чтобы встретиться с ней взглядом и опустить бедра между ее ног. Ткани на них практически не осталось, и она отчетливо ощутила его возбуждение, когда он слегка потерся об нее. В этот раз уже он хрипло ахнул, а Мона поймала себя на мысли, что жаждет большего. На какое-то время они замерли в таком положении, целовались, касались друг друга, пока у нее из головы не выветрились все тревоги. Лишь когда бедра Моны прижались к его бедрам и она не смогла больше сдерживать требовательный стон, Бальтазар опять отстранился и снова провел губами вверх по ее шее.

Мона вяло посмотрела в сторону и увидела, что у нее слабо светятся пальцы. Ощущение чего-то влажного на пупке заставило ее тихонько замычать, и Бальтазар хрипло рассмеялся. Судя по всему, он продвигался вниз по ее тату и… ладонь Моны вдруг нервно сжала покрывало. Помимо возбуждения, кожу покалывало из-за татуировок. Мало что было способно разорвать настолько мощные магические круги… однако архидемоны значились первыми в этом списке.

– Б-бальтазар? – прошептала она. Тот откликнулся лишь вопросительным «Мхм?», и Мона резко втянула в себя воздух. Прежде чем они продолжат, он должен узнать. Должен узнать, что он сломает ее печати и лишит ее девственности. Что ей ужасно страшно, так как у нее появились сильные чувства к нему, так как она не хотела, чтобы это осталось просто развлечением, так как она влюбилась. Должен узнать, что для нее последствия будут серьезными – ведомство, ее магия, – что Мона не вынесет мысли о том, что она лишь игрушка, а по ночам он наверняка будет пропадать в чужих постелях. Он должен узнать, что у нее сжималось горло, стоило только подумать об этом… Но дальше паника Моны не зашла.

В комнате сверкнула яркая вспышка. И Бальтазар, и Мона испуганно выпрямились.

– Милая, ты сейчас… светилась.

– Что?

Демон пожал плечами, а Мона в недоумении уставилась на свои руки. Что-то в ней казалось другим, неправильным, искаженным. Она ясно это почувствовала, словно стала легче, словно потеряла вес или вообще…

– Нет,