– Энель Хардо? Очень рад, Э-э-э, – сбивчиво произнес он и зачем-то извинился. Надо думать, за то, что еще недавно осмеливался лежать и бездельничать, хотя сам пока не настолько привык к роли имперского дипломата, чтобы искренне считать себя вправе на такое беззаботное времяпрепровождение.

– Здравствуй, Уни, – не спеша произнес Хардо сквозь седые усы. Если двигался он молниеносно, то говорил всегда в прямо противоположной, неторопливой манере. – Я знаю, ты не мастак драться, но защищать себя нужно уметь. Поработаем над этим в гимнасии. С послом говорено, если что.

Среди прочего уважать Хардо можно было за редкую способность запихнуть в три слова целый ворох смыслов. Уни так пока не умел и даже сейчас, шагая вослед роскошными коридорами, завидовал ему белой завистью.

В гимнасии было прохладно и почти свободно, если не считать мужественных статуй в полном боевом облачении. Надо думать, они должны были задавать некую планку для тренировок и создавать зримый стимул для оных, однако в отсутствие толп атлетов красовались пока что друг перед другом. Впрочем, разоблачившийся по пояс Хардо вполне мог составить живую конкуренцию этим воплощениям боевого искусства. Такой коллекцией шрамов не могла похвастаться ни одна скульптура. Широкие и узкие, совсем свежие, покрытые коркой и едва заметные, белесые – будто их обладатель провел отпуск в пыточной камере, где местный обслуживающий персонал до седьмого пота оттачивал свое мастерство. Левый сосок вообще был разрезан практически пополам и стыдливо свернулся куда-то внутрь.

– Верх долой, ворон не считать, – глухо и даже как-то безразлично скомандовал Хардо загипнотизированному увиденным Уни. – За мной – повторять!

Пребывая в полусумрачном состоянии, переводчик выкомкал себя из туники, спиной ощущая презрительные взгляды мраморных воинов. «Как хорошо, что мы одни!» – подумал он, стыдясь своего тщедушного тела.

Впрочем, после серии различных махов, поворотов и наклонов Уни почувствовал себя гораздо свободнее, а когда Хардо вручил ему легкий тренировочный меч и поставил к «деревянному злодею» для отработки простейшего удара с подшагом, настроение молодого человека резко улучшилось. Одобрив его рвение легким кивком, Хардо взял со стоек серегадский трапециевидный щит и молча показал, как закрываться в момент собственной атаки. В результате Уни веселым щенком скакал туда-сюда возле своего флегматичного противника, каждый раз заканчивая дело жестоким убийством. Через некоторое время движения стали получаться сами по себе, без значительного мысленного усилия.

«Обалдеть! – изумился собственному мастерству Уни. – Такими темпами к концу плавания я сойду на берег уже настоящим воином. А уж по возвращении…»

Прервав эти юношеские мечтания, в гимнасии эффектно появился Алеций Стифрано. Эффектно – потому что второй посол имел странную привычку вначале с грохотом отправлять на разведку распахивающуюся дверь и лишь потом, оглядев с порога помещение, неторопливо вплывать самому.

– Что я вижу? Цыплята учатся летать! Привет, Рапи, – протянул Стифрано в своей традиционно беспардонной манере.

Уни всегда коробило от одного лишь присутствия этого самодовольного аристократа с его походкой «будто кол проглотил», снисходительным обхождением и ироничной полуулыбкой. Еще у него было исключительно редкое сочетание цветов глаз: правый, зеленый, менторски выглядывал из-под приподнятой узкой брови, в то время как левый, голубой, мог легко по желанию косить куда-то вниз к носу. Многие видные дамы столицы находили это жутко привлекательным, а отдельные щеголи даже пытались подражать, нещадно портя зрение.

Хардо не опротестовал откровенно развязное приветствие, отдавая должное формальной иерархии. Он лишь мельком глянул в сторону порога – «Что это там вошло?» – и флегматично вернулся к отработке собственных боевых связок. Уни почувствовал, как его мышцы костенеют, и с головой погрузился в тренировку, однако это не спасло его от самого худшего. Стифрано занял позицию строго за спиной начинающего фехтовальщика, чего было вполне достаточно, чтобы тот покрылся мурашками. Но на этом кошмары не закончились.

– Ну-ка, дай сюда! – второй посол бесцеремонно отобрал деревянный меч и снисходительно порисовал им в воздухе змеистые вензеля. – Даже деревянный клинок может убить, а? – осклабился он дружелюбно и вдруг легким гребущим движением шандарахнул прямо в голову манекена. Тот загудел так, что Уни испугался теперь уже за сохранность казенного имущества.

– Одно плохо, – огибая застывшего юношу тигриной походкой, куда-то в потолок неспешно проговорил Стифрано. – Что эти балбесы никогда не дают сдачи, – и резким броском вернул меч владельцу.

Уни поймал клинок обеими руками, в спешке больно заехав себе в скулу краем щита. А Стифрано уже достал со стойки другой меч с пугающе недвусмысленными намерениями.

– Давай поработаем в легкую. Я без щита – тебе фора.

Уни в панике, как вылупившийся птенец, стал искать глазами Хардо. Тот безучастно крутил какие-то па.

– Защищайся! – крикнул второй посол и хватил по щиту так, что Уни едва не сдуло с места. – Света ради, это щит, а не торба нищего! Упрись всем телом, корпус ниже! Руку согни, а то плечо вырву! Да не стой как дорожный камень – под ним и зароют!

То, что стало происходить в дальнейшем, Уни еще долго воспринимал как самое тяжелое испытание в своей жизни. Будучи обделен тумаками подростковых драк, его организм встречал учебные атаки противника ватными конечностями и рефлексами сонной мухи. Мир вокруг стал как в тумане, из которого молодой переводчик хаотично пытался найти выход, хватаясь за указующие окрики Стифрано, будто за соломинку.

– Атакуй – ну! – резко приказал тот, и Уни, собрав нервы в кучку, бросился на него с выпадом, словно на манекен. Легко отклонившись в сторону, Стифрано засадил ему мечом по ребрам. – Закрывайся, дубина! – яростно проорал он.

Из глаз Уни брызнули слезы. В голосе противника он ощутил не просто раздражение инструктора тупым учеником. Нет, в нем было что-то страстно вожделеющее, словно Стифрано получал садистское удовольствие от этого «избиения младенца». Как волк, разодравший косулю, он вошел в раж и стал трепать Уни со всех сторон, будто сторукий великан, а жалкое состояние жертвы лишь раззадоривало хищника. Дыхание Уни куда-то испарилось, словно легкие уменьшились до размеров булавочной головки. И как это древние воины часами махались на поле битвы? Да хоть убейте меня прямо на этом месте, но прекратите кто-нибудь эти мучения!

Услышал ли Небесный господин эти малодушные мольбы или нет, осталось загадкой, но через мгновение удар в горло и мощный толчок буквально выкинули Уни с посыпанной розовым суфранским песком площадки.

«Это конец!» – пискнули его отбитые внутренности, как вдруг стена потной кожи закрыла его от безжалостного противника.

– Размялся? Давай со мной! – спокойно, но непреклонно напомнил о себе Хардо.

Стифрано радостно оскалился и, забавно пританцовывая на длинных ногах, задом отбежал на середину гимнасия. Хардо не