«Мы по одну сторону, — думает она. — Если мы собираемсяпожениться, нам лучше быть по одну сторону».

Но был ещё один вопрос, который она не могла не задать,возможно, потому, что в ту ночь в отеле «Оленьи рога» пришла её очередь прыгатьсо скамьи. «А что, если там тоже ночь? Ты говорил, что ночью там плохиесущества».

Он ей улыбается.

— Нет, милая.

— Откуда ты знаешь?

Он качает головой, по-прежнему улыбаясь.

— Просто знаю. Точно так же, как собака ребёнка знает, чтопора идти к почтовому ящику и садиться рядом, потому что вот-вот подъедетшкольный автобус. Там время близится к закату. Такое там часто.

Она этого не понимает, но не спрашивает: один вопрос всегдаведёт к другому, в этом она убедилась, а время для вопросов прошло. Вот она иделает глубокий вдох, после чего говорит: «Хорошо. Это наш предсвадебныймедовый месяц. Возьми меня в то место, которого нет в Нью-Хэмпшире. И на этотраз я хочу там осмотреться».

Он затушил наполовину искуренную сигарету в пепельнице иобнял Лизи, глаза его плясали от волнения и предвкушения… и как хорошо онапомнит прикосновения его пальцев в ту ночь. «У тебя сильный характер, маленькаяЛизи… я скажу об этом всему миру. Держись, и посмотрим, что из этого выйдет».

«И он взял меня туда, — думает Лизи, сидя в спальне длягостей, держа холодно-восковую руку мужчины-куклы, который устроился вкресле-качалке. Но она ощущает улыбку на своём лице (маленькая Лизи, большаяулыбка) и гадает, как долго они там пробыли. — Он взял меня туда. Я знаю, чтовзял. Но произошло это семнадцать лет назад, когда мы оба были молодыми исмелыми, и он был рядом со мной, я могла на него рассчитывать. А теперь онушёл».

Да только его тело по-прежнему здесь. Означает ли это, чтоон больше не может попасть туда физически, как мог ребёнком? Насколько ейизвестно, с тех пор как они познакомились, он время от времени попадал туда. Акуда ещё, к примеру, он отправился в больнице в Нашвилле, когда медсестра немогла его найти?

Именно тогда Лизи чувствует, как его рука чуть напрягается.Это практически неуловимое ощущение, но он — её любовь, и она это чувствует.Его глаза всё глядят на тёмный экран телевизора поверх жёлтого афгана, но да,его рука чуть пожимает её. Это словно пожатие на расстоянии, и почему нет? Оночень даже далеко, пусть его тело здесь, и там, где он сейчас, он, возможно,жмёт изо всей силы.

Вот тут Лизи внезапно осеняет блестящая догадка: Скоттдержит открытым канал связи с ней. Одному Богу известно, какой ценой ему этоудаётся или как долго этот канал будет оставаться открытым, но пока он этоделает. Лизи отпускает его руку и поднимается на колени, игнорируя иголочки,которые во множестве колют её затёкшие ноги, игнорируя холодный порыв ветра,который в очередной раз сотрясает дом. Она частично срывает со Скотта афган,чтобы просунуть свои руки между боками мужа и его висящими как плети руками,чтобы сцепить пальцы на спине и обнять его. Она занимает такое положение, чтобыеё лицо оказалось на пути его невидящего взгляда.

— Перетащи меня, — шепчет она и встряхивает недвижимое тело.— Перетащи меня туда, где ты сейчас, Скотт.

Ничего не происходит, и она поднимает голос до крика:

— Перетащи меня, чёрт бы тебя побрал! Перетащи меня туда,где ты сейчас, чтобы я могла привести тебя домой! Сделай это! ЕСЛИ ТЫ ХОЧЕШЬВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ, ВОЗЬМИ МЕНЯ ТУДА, ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС!

— И ты перетащил, — прошептала Лизи, — Ты перетащил. А япривела тебя домой. Будь я проклята, если знаю, как всё это должно сработатьсейчас, когда ты мёртв и ушёл навсегда, а не просто стал тупаком в спальне длягостей, но вот в чём всё дело, не так ли? В этом-то всё дело.

И она представляла себе, как всё это могло сработать. Идеянаходилась в глубинах сознания, неопределённая, сокрытая пурпурным занавесом,но она там была.

Тем временем экседрин подействовал. Не так чтобы очень, нопридал ей сил, и она, возможно, смогла бы спуститься в амбар, не потеряв попути сознания и не сломав шею. А если ей удалось бы спуститься по лестнице,значит, она сумела бы добраться до дома, где хранились действительно сильныелекарства, если, конечно, они ещё могли оказать положенное действие. И лучше быоказали, потому что ей предстояло многое сделать и побывать во многих местах. Втом числе и в очень дальних местах.

— Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага,Лизи-сан, — сказала она себе, поднимаясь с книгозмеи.

Опять шаг за шагом, медленно, на широко расставленных ногах,и вот она, лестница. Лизи потребовалось почти три минуты, чтобы спуститься поней, крепко держась за перила Дважды она останавливалась, потому чточувствовала дурноту, но спустилась, не потеряв сознания, потом посидела наmeingottской кровати, чтобы отдышаться, и отправилась в долгое путешествие кдвери чёрного хода своего дома.

Больше всего Лизи боялась, что утренняя жара сокрушит её иона потеряет сознание между амбаром и домом, но с этим всё обошлось. Солнцеоказало ей услугу, скрывшись за облаком, откуда-то вдруг налетел холодныйветерок, который обдул её перегретую кожу и распухшее пламенеющее лицо. К томувремени, когда она добралась до заднего крыльца, глубокая рана в груди вновьпульсировала болью, но чёрные пологи больше не появлялись. Ей пришлосьповолноваться, когда она не смогла сразу найти ключ от двери, но в конце концовнегнущиеся пальцы нащупали брелок (маленького серебряного эльфа) под бумажнымисалфетками, которые она всегда носила в правом переднем кармане джинсов, такчто и с этим всё обошлось. А в доме её ждала прохлада. Прохлада, тишина иблагословенное одиночество. И как Лизи хотелось, чтобы всё так и оставалось,пока она будет приводить себя в порядок! Ни телефонных звонков, ни гостей, нишестифутовых помощников шерифа, стучащих в заднюю дверь, чтобы проверить, как унеё дела. А также, пожалуйста, Господи (огромная просьба), никакого повторноговизита Чёрного принца инкунков.

Лизи пересекла кухню и достала из-под раковины белыйпластиковый таз. Нагибаться было больно, дико больно, и вновь онапочувствовала, как тёплая кровь течёт по коже и пропитывает блузку.

Ему нравилось это делать… ты знаешь, не так ли?

Разумеется, она знала.

И он вернётся. Что бы ты ни пообещала, что бы ты нипередала, он вернётся. Ты это тоже знаешь? Да, она знала и это.

Потому что для Джима Дули его договорённость с Вудбоди ирукописи Скотта не более чем динг-донг ради фрезий. Есть причина, по которой онполез за твоей грудью, а не ограничился мочкой или пальцем.