Над зеркалом висели снимки Майкла Джордана, Чарлза Баркли иХалена Роуза. Джордан в форме бейсбольной команды «Бирмингемские бароны». Надфотографией была прикреплена полоска бумаги с надписью «ЕДИНСТВЕННЫЙ БЫК СЕЙЧАСИ ВСЕГДА». Норман показал на фото:

— Меня так, как его, — сказал он. Чернокожий парикмахервнимательно посмотрел на Нормана, сначала проверяя, не пьян ли тот, затемстараясь понять, не шутит ли клиент. Второе оказалось труднее, чем первое.

— Что вы говорите? Вы хотите сказать, чтобы я обрил васнаголо?

— Именно это я и хочу сказать. — Норман провел ладонью поволосам — темным повсюду, кроме висков, на которых только-только началапробиваться седина. Ни длинные, ни короткие. Он носит волосы такой длины летуже двадцать, наверное. Глянув на себя в зеркало, попытался представить, какбудет выглядеть — лысый, как Майкл Джордан, но с белым цветом кожи. И не смог.Если повезет, ни Роуз, ни ее подругам это тоже не удастся.

— Вы серьезно?

Неожиданно Нормана едва не стошнило от непреодолимого желаниясбить этого тугодума-парикмахера ударом кулака на пол, придавить его, вставколенями на черную грудь, наклониться и откусить всю его верхнюю губу вместе сусами, сорвать ее с черномазого лица. И кажется, Норман понял, в чем дело.Парикмахер напомнил ему сыгравшего важный эпизод в детективном сериале подназванием «Поиск Роуз» маленького педика Рамона Сандерса. Того, который пыталсяполучить деньги по кредитной карточке, похищенной его, Нормана, женой.

«Эй, цирюльник, — подумал Норман. — Цирюльник, ты даже неподозреваешь, насколько близок к могиле. Задай еще один вопрос, скажи еще хотябы одно неверное слово, и от тебя останется только мокрое пятно. А я ведь тоженичего не могу тебе сказать; не могу предупредить, даже если бы и хотел, потомучто сейчас мой собственный голос — тоже спусковой крючок, и я не хочу егонажимать. Так что смотри сам и думай тоже сам».

Парикмахер наградил его новым долгим и внимательнымвзглядом. Норман стоял на месте, позволяя рассматривать себя. Он почувствовал,что на него снизошло спокойствие. Будь что будет. Все в руках этого коверногоклоуна.

— Ладно, как скажете, — произнес наконец парикмахер мягким иобезоруживающим тоном. Норман расслабил правую руку, которая сжимала в карманеэлектрошокер. Парикмахер положил свой журнал на полку рядом с набором лосьонови одеколонов (там же стояла медная табличка с именем: СЭМЮЭЛ ЛОУ), поднялся скресла и стряхнул пластиковый фартук. — Хочешь быть Майком? Тогда садись.

Через двадцать минут Норман в задумчивости разглядывал своеотражение в зеркале. Сэмюэл Лоу стоял рядом с креслом и наблюдал за еговзглядом. На лице парикмахера застыла бесстрастная маска, из-под которойпроглядывало некоторое любопытство. Он производил впечатление человека,увидевшего нечто давно знакомое с совершенно иной стороны. Чуть раньше впарикмахерской появились два новых клиента. Они тоже смотрели на Нормана содинаковым выражением нескрываемого одобрения на лицах.

— А он ничего, — заметил один из новых. Он говорил слегкаудивленным тоном, ни к кому не обращаясь.

Норман никак не мог свыкнуться с тем фактом, что в зеркалена него смотрел не другой человек, а он сам. Он подмигнул, и человек в зеркалеответил тем же, улыбнулся, и тот улыбнулся вместе с ним; наклонил голову, и егодвойник сделал то же самое. Но ничего не помогало. Раньше у него был лобполицейского; у человека в зеркале оказался лоб профессора математики,высоченный, уходящий в стратосферу. Он не мог привыкнуть к гладким, почему-токазавшимся чувственными изгибам обритого наголо черепа. А белизна? РаньшеНорман считал, что кожа его почти не загорает, однако по сравнению с бледнымчерепом лицо казалось темным, как физиономия пляжного спасателя. Голова егопроизводила странное впечатление хрупкости, она казалась слишком уязвимой инеуловимо совершенной, чтобы принадлежать такому, как он. Чтобы вообщепринадлежать человеку, в особенности мужчине. Она напоминала изделие издельфтского фаянса.

— Знаете, а у вас хорошая голова, — проговорил Лоу. Онпроизносил слова осторожно, с опаской, но Норману не показалось, что чернокожийпарикмахер хочет польстить ему, и это хорошо, потому что Норман пребывал не втом настроении, чтобы позволить какому-то придурку пускать себе пыль в глаза.Или дым в задницу. — Смотритесь неплохо. Выглядите моложе. Что скажешь, Дейл?

— Неплохо, неплохо, — закивал второй посетитель. — Оченьдаже неплохо, сэр.

— Сколько я должен? — спросил Норман Сэмюэла Лоу.

Он попытался отвернуться от зеркала, но с тревогой и легкимиспугом обнаружил, что взгляд его настойчиво стремится вернуться к нему, словножелая проверить, как выглядит бритый затылок. Ощущение отчужденности отчеловека в зеркале охватило его сильнее, чем прежде. Нет, это не его отражениев зеркале. Человек с высоким лбом ученого, поднимающимся над густыми чернымибровями — как он может быть им? Нет, это каком-то другой, незнакомый человек,некий фантастический Лекс Лютор, появившийся, чтобы напакостить в метрополисе,и все его поступки с настоящего момента не имеют значения. С настоящего моментаничто не имеет значения. Кроме поимки Роуз, конечно. И разговора с ней.Разговора начистоту.

Лоу снова окинул его оценивающим взглядом, прервав его лишьна мгновение, чтобы посмотреть на двух других чернокожих, и Норман неожиданнопонял, что тот проверяет, способны ли двое других помочь ему в случаенеобходимость, если большой белый клиент — большой белый лысый клиент —откажется платить.

— Извини, друг, — произнес он, пытаясь придать своему голосумягкие успокоительные интонации. — Ты что-то говорил? Я задумался. Извини.

— Я сказал, тридцатка меня бы устроила. А вас?

Норман достал из левого переднего кармана сложенную вдвоепачку банкнот, выудил из нее две двадцатки и протянул парикмахеру.

— Меня устроило бы сорок, если не возражаешь, — сказал он. —Возьми деньги вместе с моими извинениями. Ты молодец. Отличная работа. Простонеделя выдалась сволочная, вот и все.

«Знал бы хоть половину из того, что известно мне», — подумалон.

Сэмюэл заметно расслабился, принимая деньги.

— Никаких проблем, приятель. И я не шутил — у васдействительно красивая голова. Конечно, вы не Майкл, но другого Майкла простонет.

— Кроме самого Майкла, — добавил посетитель по имени Дейл.Трое чернокожих мужчин дружно рассмеялись, кивая друг другу. Хотя он запростоприкончил бы всех троих, не напрягаясь, Норман присоединился к ним. Новыеклиенты, вошедшие в парикмахерскую, слегка изменили ситуацию. Настала порапроявить некоторую осторожность.

Трое подростков, тоже чернокожих, прислонились к заборунеподалеку от «темно», но ничего с машиной не сделали, видимо сочтя ее нестоящей внимания. Они с интересом посмотрели на бледный череп Нормана,переглянулись и закатили глаза. Им было лет по четырнадцать-пятнадцать, ивпереди их ждала полная неприятностей жизнь. Тот, который в середине, началбыло говорить: «Ты на меня смотришь?», как Роберт Де Ниро в «Таксисте». Норманпочувствовал это и уставился на него — только на него, не обращая внимания надвух других, попросту не замечая их. Тот, что в середине, счел фразу изрепертуара Де Ниро еще не отрепетированной до конца и замолчал.