— Где ты, Роуз? Где ты от меня прячешься, проклятая воровка?

Вскоре после этого Норман провалился в сон. Проснувшись впятницу, чувствовал себя совершенно не отдохнувшим; голова раскалывалась отпохмелья, к тому же испытывал непонятный страх. Всю ночь его преследовалистранные сны. В них он не спал, а лежал с открытыми глазами на той же самойпостели в номере отеля «Уайтстоун», и мягкий свет из ванной по-прежнемубезуспешно пытался бороться с густой темнотой в прокуренной комнате, исигаретный дым все так же плавал над ним сизовато-голубыми слоями. Только восне представились картинки, точно на киноэкране за стеной густого дыма. В дымуон видел Роуз.

«Ах, вот ты где?» — подумал он, наблюдая за тем, как онаидет по тропинке через полный мертвых растений огород под свирепствующимливнем. По непонятной причине она была голой, и он ощутил внезапный приливпохоти. Вот уже лет восемь ничего, кроме усталости и отвращения, при виде ее наготыон не чувствовал, но теперь она выглядела совершенно по-иному. И оченьпривлекательно, если говорить откровенно.

«Похоже, сбросила вес, — решил он во сне, — но дело не вэтом… во всяком случае, не только в этом. Может, дело в походке, в манередвигаться? Что за черт?»

Затем до него дошло: она выглядела так, словно с головойушла в акт грубого, ненасытного совокупления и отнюдь не собиралась его скорозаканчивать. Даже если бы у него возникли хоть крошечные сомнения вправильности собственной оценки, — если бы спросил мысленно: «Что такое, Роуз?Ты, наверное, разыгрываешь меня!» — одного взгляда на ее волосы хватило бы,чтобы полностью развеять сомнения. Она перекрасила их в шлюховатый желтый цвет,словно вообразила себя Шарон Стоун или Мадонной.

Норман увидел, как его «дымная» Роуз вышла из странноймертвой рощи и приблизилась к ручью с такой темной водой, что напоминалачернила. Перешла ручей по камням, расставив руки в стороны для равновесия, и онзаметил, что в одной руке она сжимает какой-то мокрый комок. Норманупоказалось, что эта тряпка похожа на ночную рубашку, и он подумал: «Какогочерта ты не наденешь ее, дура набитая? Или ждешь, что твой приятель вдругпоявится, чтобы пощекотать тебе вагину? Хотел бы я увидеть это зрелище. Оченьхотел бы. Учти, если я застигну тебя в компании какого-нибудь сопляка, то когдакопы найдут его труп, из задницы рождественской свечкой будет торчать его жечлен».

Однако никто не появился — по крайней мере, во сне. Роуз надего постелью — призрачная Роуз — прошла по тропинке через рощу, деревьяказались мертвыми, как… гм, как Питер Слоуик. В конце концов она достиглаполяны, в центре которой стояло, похоже, живое дерево. Она опустилась наколени, собрала горсть семян и завернула их в тряпку, смахивавшую на еще одинкусок ночной рубашки. Затем встала, подошла к непонятному строению, похожему навход в метро, где начиналась ведущая неизвестно куда лестница (в сновиденияхневозможно угадать, какая новая глупость последует за предыдущей), и скрыласьпод землей. Ожидая, пока она вернется, вдруг почувствовал чье-то присутствие заспиной — холодное и леденящее, как поток воздуха из открытой дверцы морозильнойкамеры. За годы работы в полиции ему приходилось иметь дело с весьма одиознымиличностями — из всех, с кем довелось столкнуться им с Харли Биссингтоном,самыми страшными были наркоманы, пристрастившиеся к РСР, — и через некотороевремя у него развилось некое «шестое чувство», позволявшее безошибочно уловитьих близость. Такое же ощущение охватило его и сейчас. Кто-то находился у негоза спиной, и он ни на мгновение не усомнился в том, что этот кто-то чрезвычайноопасен.

— Я плачу, — прошептал женский голос. Прозвучал он мягко ичувственно, и тем не менее по коже пробежали мурашки. Голос даже отдаленно ненапоминал голос разумного существа.

«Заткни пасть, сучка, — ответил во сне Норман. — Платишь?Только попробуй, изуродую тебя так, что не узнаешь себя в зеркале!»

Она закричала — крик, казалось, проник прямиком в мозг,минуя уши, и он почувствовал, что она бросилась к нему с вытянутыми руками,Норман сделал глубокий вдох и дунул вверх, разгоняя дым. Женщина исчезла. Затемявственно пришло почти физическою облегчение. Некоторое время после этого небыло ничего, кроме темноты, в которой он плавал мирно и спокойно, недостижимыйдля страхов и страстей, одолевавших его в минуты бодрствования.

В пятницу утром проснулся в десять минут одиннадцатого иперевел взгляд с часов на потолок гостиничного номера, ожидая увидеть врасплывающихся клубах табачного дыма движущиеся фантомные фигуры. Ничего,разумеется, не увидел — ни фантомных, ни каких-либо других фигур. И дыма,собственно, тоже — лишь сохранившийся смрад сигарет «Пэлл Мэлл», in hoc signovinces. В номере не было никого, кроме инспектора Нормана Дэниэлса, лежащего навлажной от пота постели, от которой разило табаком и пролитым виски. Налет вполости рта был таким мерзким, словно весь вчерашний вечер он сосал только чтоначищенный до блеска старый ботинок из цветной дубленой кожи, левую ладоньпекло немилосердно. Взглянув на руку, он увидел блестящий волдырь в самомцентре ладони. Долго смотрел на него, пока за окном на узком, загаженномподоконнике ворковали, толкаясь и изредка взмахивая крыльями, голуби. Наконец всознании всплыло воспоминание о том, как он сжал в кулаке горящую сигарету, иНорман удовлетворенно кивнул головой. Он сделал это, потому что не видел Роуз,как ни старался… а потом, будто в качестве компенсации, ему всю ночь снилисьидиотские сны с ней в главной роли.

Двумя пальцами он взялся за волдырь и принялся медленносдавливать его, пока кожа не лопнула. Затем вытер ладонь о простыню,наслаждаясь волнами пронизывающей боли. Он лежал, глядя на собственную ладонь —почти видя, как пульсирует в ней боль, — около минуты. Потом опустил руку ивытащил из-под кровати дорожную сумку, на дне которой лежал небольшой кожаныйфутляр с набором разных медикаментов. Некоторые оказывали возбуждающеедействие, однако большая часть лекарств предназначалась для успокоения.Вообще-то Норман обходился без фармакологической помощи, не испытывая нехваткисил или энергии; но вот привести себя в спокойное состояние подчас являлосьтрудной, иногда просто невыполнимой задачей.

Он проглотил таблетку перкодана, промочил горло маленькимглотком виски, затем откинулся на подушку и снова принялся смотреть в потолок,выкуривая одну сигарету за другой, гася их в переполненной пепельнице на ночномстолике.

В этот раз он думал не о Роуз; во всяком случае, ненепосредственно о ней. Мысли его занимал предстоящий пикник, устраиваемый ееновыми подружками. Он побывал в Эттингер-Пиере, и то, что увидел там, отнюдь неприбавило оптимизма. Эттингер-Пиер представлял собой большую территорию, объединяющуюпляж, зону для пикников на открытом воздухе и парк развлечений, и Нормансовершенно не понимал, где и как должен расположиться, чтобы свести вероятностьнезаметного появления и ухода Роуз к нулю. Имей он в своем распоряжении человекшесть (даже четверых, но таких, которые знают толк в деле), все было быпо-другому, однако ему предстояло справляться в одиночку. В Эттингер можнопопасть через три входа (при условии, что Роуз не прибудет с озера на лодке), ипри всем желании он не уследит за всеми тремя сразу. Это означает, что придетсяпрорабатывать толпу, а прорабатывать толпу — сволочная задача. Норману хотелосьбы верить, что среди завтрашних гостей пикника и посетителей Эттингера Роузокажется единственной, кто сможет опознать его, но если бы желания былисвиньями, магазинные полки ломились бы от бекона. Он должен исходить из того,что они будут искать его, и, возможно, уже располагают фотографиями,полученными от какой-нибудь подобной женской организации в его городе.