Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Ямайка вышла из туалета, а он попытался помочиться. Было больно, со струей вышла пара капель крови, накопившейся в почках. Баш уставился в зеркало как умственно отсталый. Под глазом – синяк размером с теннисный мяч, а губы похожи на стейк слабой прожарки, с кровью.
Прежде чем Баш начал оплакивать свое состояние, Ямайка вернулась и вручила ему дымящуюся кружку с кофе, которая пахла раем взрослого человека. В ладонь она положила три капсулы в розово-черной оболочке.
– Прими это. Доверься мне.
Он так и сделал. И через десять минут чувствовал себя на удивление хорошо, учитывая полученные травмы. Фармакология – превосходная штука.
На бейджике их официантки было написано «Эй Мисс». Баш улыбнулся бы, если бы при этом его лицо не развалилось на две части.
– Вы в порядке?
Ямайка вмешалась:
– Да, мы немного повздорили, и мне пришлось ему врезать. Знаете, как это бывает. Парень встречает девушку. Кулак встречает лицо. – Она придвинулась ближе к официантке и добавила: – Я не повредила ничего важного, если понимаете, о чем я.
Официантка напряглась, затем робко улыбнулась. Неужели ее разыгрывают? Она была тощей и издерганной. Двадцать лет и пару детей спустя, она по-прежнему будет принимать заказы.
– Мне яичницу-болтунью, – сказала Ямайка, – с хрустящим беконом. Хорошо прожаренные картофельные оладьи. И дрожжевой тост. А он сейчас вряд ли в состоянии что-то съесть.
– Тост вам тоже хорошо прожарить? – Официантка подлила кофе в кружку Ямайки. Баш пил из своей медленно и осторожно, словно боялся утопить в ней резцы.
– Люблю, когда с угольком.
– Отнесу заказ на кухню. Повар боится, что из-за шторма отключится электричество.
Было еще три заказа. Водитель трактора заворачивал в газету обильный завтрак. Он готовился к бесконечному трудовому дню. Через два столика сидела парочка: выпускник частной школы, любящий сочетать джемпер с рубашкой, и блондинистая пташка с впалыми глазами, его жена или невеста. Они ждали свои клубные сандвичи и не понимали, что здесь делают, посреди этого снежного кошмара. За стойкой сидел парень, которого они встретили в туалете. Он был похож на недоучившегося школьника, пил слишком много кофе и болтал с Эй Мисс.
– Она хороша, – сказала Ямайка. – Подливает кофе, даже если об этом не просишь.
– Ты?.. – Какое-то время Башу придется изъясняться жестами и односложными фразами.
– Я пробовала работать официанткой. А кто не пробовал? – Ямайка отпила кофе. – Ты собираешься оставить пистолет себе?
Баш побледнел от шока. Он забыл, что сунул пистолет в карман своей оливковой шинели. Он буквально сидел на нем, и это вылетело у него из головы.
– Ладно. Погоди. Сейчас ты спросишь, почему мы не вызвали копов. А я отвечу, что пистолет – причина, по которой нам лучше избегать лишних вопросов от полиции. Они любят задавать вопросы и совершенно не заинтересованы в наших ответах.
– Спросить о Джонатане. Я собирался. На самом деле. – Говорить было больно, но ее дурь помогла. – Но ты права.
Ямайка нахмурилась.
– Джонатан. – Она тяжело вздохнула. В этом вздохе слились боль и сожаление. – Джонатан, о мой бедный Джонатан.
В течение следующего часа она рассказала историю до конца. Даже если бы таблетки не сработали, ее слова заставили Баша забыть о своей боли.
* * *
Кенилворт Армс использует то, что ему известно.
Здание сохраняет форму, если помнит, какой она должна быть. Оно не в курсе человеческой трагедии, происходящей в старых стенах. В последнее время провалы в памяти длятся слишком долго.
Слишком много деталей забыто. А в те, которые оно помнит, могли закрасться ошибки.
Здесь всегда проливалась кровь.
В комнатах, нишах и коридорах кровь проливалась, но ее никогда не было больше, чем токсина в организме со здоровым обменом веществ. Старые здания в состоянии амортизировать почти любые аномалии. Они переживают краткосрочные кризисы. Со временем полы трескаются, яркая краска тускнеет, двери искривляются и наконец начинают плотно закрываться или застревают навсегда. Стены перерабатывают животные ароматы мусора и мочи по углам. Сегодня красная лужа пропитывает половые доски. Но пройдет год или два, и от нее не останется даже слабого аромата.
Кенилворт Армс стойко выносит удары непогоды и поддерживает себя в удовлетворительном состоянии. Жильцы не подозревают, что их отчаяние – не что иное, как протеин, который помогает зданию не развалиться.
За последнее время больше крови, чем обычно, пропитало стены и ковровые дорожки. Ее количества достаточно, чтобы здание испытало на себе силу крови и пришло в возбужденное состояние.
Все это произошло из-за ленточного червя.
Ленточный червь окунул здание в опиоидную радость крови. Прощайте немощность и старческое слабоумие! Дом испытывает восторг. И желание.
Онемение длилось слишком долго. Хотя время не имеет значения. Кенилворт забыл кое-что. А когда вспоминает, заделывает разваливающиеся стены – восполняет компоненты своей идентичности.
Здание вспоминает комнаты.
Чтобы оставаться завершенным во всех своих аспектах, иногда оно вспоминает их жильцов. А иногда – не тех. Неважно, что некоторые из этих жильцов давно уехали или умерли. Здание использует то, что ему известно.
Или думает, что ему это известно.
Его умственные усилия каким-то образом помогли ленточному червю. А ленточный червь снабдил здание еще бо́льшим количеством хорошей, анестезирующей крови. Ее впитали обои; выпили трещины в бетоне; от нее опьянели дверные косяки, обивка и ручки.
Как страдающий болезнью Альцгеймера приходит в ясное сознание и принимает наркотик, чтобы избежать мучительной агонии, так и Кенилворт Армс хочет еще больше вещества, позволяющего ему оставаться беззаботным. То, что вспоминает здание, помогает ленточному червю достать еще.
Так было раньше.
Теперь ленточный червь добавил в кровь новый токсин. Когда он смешивается с кровью, ощущение утраивается. Здание хочет еще больше и помогает ленточному червю кормиться.
В нем нет ничего общего с человеческим сознанием. Рожденный из отбросов более старых зданий, Кенилворт Армс провел бо́льшую часть существования на грани вывода из эксплуатации.
Или передозировки.
Ему давно следовало умереть. Вереница лет, приближавшая к забвению, перегружена авариями и поломками. Колющая боль неработающего водопровода. Шрамы вандализма. Жестокие удары непогоды. С возрастом оно потеряло в цвете, прочности и силе. Существует миллион крошечных способов, которыми тело может предать своего хозяина. И все они собрались внутри Кенилворт Армс.
Когда здание что-то забывает, стены разваливаются. Они распадаются как разлагающаяся плоть.
Кенилворт Армс принял наркотик и пытается использовать то, что знает. Или то, что может себе представить в свой предсмертный час.
И теперь, под действием