Мастер Коннери лежал на своей кровати. Амалия едва смогла его узнать. Огромные ладони, покоившиеся на одеяле, еще могли принадлежать тому, кого она помнила, – но худые немощные руки с обвисшей кожей были чужими. Знакомые шрамы, знакомые седые волосы и густая жесткая щетина – но щеки впалые. Не ее Мастер – лишь тень, жалкое подобие. В нем осталось едва ли полторы сотни фунтов – так он высох и съежился. Разве за этим Амалия пришла сюда?

– Мастер Коннери, – тихо прошептала она, присаживаясь на край его ложа. – Как жаль, что вы меня не услышите. Я ведь все узнала, все поняла. Неужели слишком поздно? У вас всегда был ответ на любой мой вопрос – почему же вы молчите сейчас?

Нет ответа. Плохие слова, неправильные. Сожаление, упрек, даже благодарность – это мог бы сказать любой. Но у Амалии были другие слова. Те, которые она больше не собиралась скрывать.

– Я люблю тебя, Грегор Коннери, – твердо и звонко произнесла она, но потом не выдержала и бросилась на неподвижное тело, прижимаясь мокрым от слез лицом к мягкой ткани рубашки. Это же ее Мастер! Только ее, и ничей больше. Исхудавший, немыслимо изменившийся, – да пусть даже мертвый! Все равно. Ее Мастер. Амалия продолжала шептать, приглаживая руками непослушные седые волосы. – Я люблю тебя. Нет, конечно, не с первого взгляда. Тогда ты казался мне просто жутким старикашкой, грубым и жестоким. А потом… потом все вдруг изменилось. Сама не знаю, когда именно. Я изменилась. Нет, не так! Ты изменил меня, сделал своей, и теперь я без тебя не могу. Не могу, слышишь меня? Мы ведь с тобой одинаковые – ты и я. Осколки чего-то целого. Но если не будет тебя, – Амалия всхлипнула, – то и меня тоже не будет.

Нет ответа.

Только слышно, как в когда-то могучей груди Мастера бьется сердце. Спокойно, размеренно, будто бы он просто крепко спит. Но от этого сна не будет пробуждения. И Амалия останется одна. Медленно погрузится туда же – к нему, за ним. В Хаос, в саму Изначальную Тьму, из которой не найти выхода.

– Как я могу жить без тебя? Без твоих вечных придирок, без ворчания, без дурацких уроков? Лучше просто лечь и умереть рядом с тобой. Я всю жизнь была калечной, неполной – а ты подарил мне себя… и меня тоже. И теперь снова отобрал. Так… так нечестно!

Нет ответа. И боль начинает сменяться гневом. Мрак раскрывает свои объятия, манит – еще немного, и можно будет с головой нырнуть туда, где нет боли.

– Ненавижу тебя! – Амалия в бессильной ярости вцепилась в ворот рубашки Мастера. – Ублюдок! Благородный болван! Снова жертвуешь собой во имя какого-то чертова добра, во имя спасения всех подряд. А ты подумал, что станет со мной?! Как я теперь?! Вставай!

Тонкая ткань затрещала.

– Вставай, Грегор Коннери, черт бы тебя побрал! Или ты такой слабак, что не можешь даже пошевелить рукой?! Ты, бесполезный старый кусок…

Нет ответа. Но левое запястье вспыхивает болью, словно его вдруг сжали стальными клещами. Рядом на бледном неживом лице зажигаются два грозных зеленых огонька. И только после этого негромко раздается ставший таким родным и бесконечно нужным хриплый голос:

– Никогда. Больше. Не смей. Говорить. Таких. Слов.

Амалии больно. Даже исхудав до костей, даже пролежав без движения несколько долгих месяцев, Мастер сохранил нечеловеческую силу. Но это сладкая боль, ведь теперь она снова связывает их – на этот раз навсегда. И Амалии хочется, чтобы он никогда ее не отпускал, – но он отпускает, неторопливо разжимая пальцы. А она просто бестолково тычется лицом в колючую щетину, покрывая его лицо поцелуями. Здесь и сейчас, пока он не догадается оттолкнуть ее. Но он не отталкивает. Мягко, бережно касается плеч. Отворачивается, но прижимает ее к себе. Так проходит вечность.

– Ты долго собираешься так лежать? – наконец звучит его голос.

Амалия не отвечает. И тогда он просто садится на кровати. Пытается встать – раз, другой, третий, но у него ничего не получается. Ему стыдно просить, стыдно признаться, что двухсотлетний ветеран по имени Грегор Коннери все же не железный, – но он просит.

– Проклятье. Помоги мне выбраться из этой дыры. Я достаточно провалялся в кровати.

Амалия ловко подныривает ему под руку, подставляя плечо, и они поднимаются. Вместе. Идут к двери. Потом наружу.

На улице почти никого нет. Или все специально прячутся от двух исхудавших и больных людей, упрямо волочащих непослушные ноги к воротам замка? Они все еще идут медленно. Он – потому, что пока не хватает сил. Она – потому, что боится отпустить сладкие мгновения, боится расплескать хоть немного пьянящего и безумного счастья. Но уже за подъемным мостом все меняется. Мастер Коннери ступает по зеленой траве. Сначала неуверенно, но потом его вес перестает давить Амалии на плечо. Еще немного – и ему уже не нужна помощь. Он какое-то время идет рядом, но потом медленно вырывается вперед. И с каждым шагом возвращается сила. Походка Мастера вновь наливается тяжестью – той, которая присуща лишь тем, кто готов нести на усталых плечах целый мир. Может быть, Амалия ему совсем не нужна? Он расставляет руки чуть в стороны, подставляя лицо солнцу, еще холодный весенний ветер треплет отросшие волосы. Но потом Мастер все же поворачивается.

– Впереди еще очень много войн, девочка, – говорит он. – Ты должна завершить свое обучение. Ты должна стать боевым магом, и тогда Древний Кодекс…

Амалии плевать на Кодекс. И она не собирается снова упустить все, не собирается позволить Мастеру уйти в разговор о деле, о долге и прочей немыслимо важной ерунде. Она подходит к нему вплотную. Он такой высокий, что ей приходится запрокинуть голову и прищуриться – солнце светит прямо в глаза.

– Я знаю, что это против правил Академии. Знаю, что уже нарушила Кодекс и сейчас нарушу еще раз. Если понадобится, за это я пробегу хоть сто, хоть тысячу кругов по Звенящему Лесу! Пробегу – но потом. А сейчас…

Амалия на мгновение замолкает. Жмурится – то ли от томительного предвкушения, то ли от самого обычного страха. Безумно сложно повторить то, что совсем недавно казалось таким естественным. Приходится чуть помолчать, чтобы набраться храбрости. Мастер терпеливо ждет, и Амалия наконец решается:

– А сейчас, Грегор Коннери, просто заткнись и поцелуй меня!