такую же ловушку, какую Мюрат сам расставил австрийцам при захвате мостов через Дунай. При нем находился тот самый генерал Винцингероде, который вел переговоры по подготовке плана кампании. Кутузов отправил его к Мюрату, чтобы тот сбыл ему те же выдумки, с помощью каких Мюрат обманул графа Ауэрсперга, рассказав о том, что в Шёнбрунне ведутся переговоры о подписании мира. Он предлагал перемирие, основным условием которого была остановка и тех, и других на занимаемом ими участке, так чтобы в результате этой остановки не происходило никаких перемен. О возобновлении операции следовало предупредить друг друга за шесть часов. Чувствительный к чести стать первым посредником мира, Мюрат, которому Винцингероде к тому же ловко польстил, согласился на перемирие, не спросив одобрения императора. Ради справедливости следует добавить, что вовлечению его в эти ошибочные действия весьма способствовало одно немаловажное соображение. Корпус маршала Сульта еще не прибыл на место, и Мюрат опасался, что с конницей и гренадерами Удино у него недостанет сил преградить путь русским. И он отправил своего адъютанта с проектом перемирия в штаб-квартиру.

На следующий день нанесли друг другу визиты. Князь Багратион пришел к Мюрату, выказал большую предупредительность и любопытство в отношении французских генералов и особенно в отношении знаменитого маршала Ланна. Тот, будучи весьма прост в обращении и имея куда больше военной обходительности, сказал князю Багратиону, что если бы он был один, они бы сейчас занимались сражением, а не обменом комплиментами. В самом деле, русская армия в это время, прикрывшись арьергардом Багратиона, который изображал неподвижность, быстро передвигалась на Моравскую дорогу. Так Мюрат, в свою очередь одураченный, позволил неприятелю взять реванш за венский мост.

Вскоре прибыл адъютант Наполеона, генерал Лемаруа, доставивший Мюрату суровый выговор за совершенную им ошибку и приказав ему и Ланну атаковать без промедления, в какой бы час ни застало их это сообщение. Тем не менее Ланн позаботился отправить офицера к князю Багратиону, чтобы предупредить его о только что полученном приказании. Тотчас произвели подготовку к атаке. У князя Багратиона было 7–8 тысяч человек. Желая до конца прикрыть движение Кутузова, он принял благородное решение скорее дать себя разгромить, чем уступить участок. Ланн двинул на него своих гренадеров. На ровной местности единственной возможной диспозицией было развернуть пехоту в две линии, одну против другой. Некоторое время продолжалась довольно оживленная ружейная перестрелка, затем перешли к штыковой атаке, и, что редко случается на войне, обе массы пехоты, решительно двинувшись друг на друга, не дрогнули до самого столкновения. Линии смешались, и после рукопашного боя гренадеры Удино прорвали ряды пехоты Багратиона и разметали их. Среди ночи, в отсветах пламени, продолжался бой за горящую деревню Шёнграбен, которая в конце концов осталась в руках французов. Русские сражались доблестно. Они потеряли почти половину своего арьергарда, около 3 тысяч человек, из которых 1500 остались на поле боя. Своей решительностью князь Багратион показал себя достойным соперником маршала Мортье в Дирнштейне. Этот кровопролитный бой был дан 16 ноября.

Все последующие дни движение французов сопровождалось каждодневным захватом пленных и, наконец, 19-го вступили в город Брюнн, столицу Моравии, где обнаружили вооруженную и снабженную обильными запасами крепость. Неприятель даже не думал ее защищать. Таким образом, он оставил Наполеону важную позицию, откуда тот мог контролировать Моравию и без труда наблюдать за передвижениями русских.

Узнав о последнем бое, Наполеон пожелал прибыть в Брюнн лично, ибо догадывался, что ему придется иметь дело в основном с русскими: известия из Италии сообщали о продолжительном отступлении австрийских эрцгерцогов в Венгрию. Он внес несколько небольших изменений в диспозицию корпусов Даву вокруг Вены. Дивизию Гюдена, которая после отступления эрцгерцогов уже не казалась необходимой на Штирской дороге, он направил на Пресбург, дивизию Фриана поставил перед Веной на Моравской дороге, а дивизию Каффарелли отделил от корпуса Даву и передвинул на Брюнн, чтобы заменить в корпусе Ланна оставшуюся в Вене дивизию Газана.

Прибыв в Брюнн 20 ноября, Наполеон устроил в нем свою штаб-квартиру. Генерал Дьюлаи, на сей раз в сопровождении графа Штадиона, вновь посетил французского императора и говорил о мире более серьезно, чем во время предыдущих миссий. Наполеон выразил желание поскорее окончить войну и вернуться во Францию, но не оставил собеседников в неведении относительно условий, на которых он согласился бы это сделать. Он уже не допустит, сказал он, чтобы Италия, разделенная между Францией и Австрией, продолжала оставаться предметом их раздоров. Он желал ее всю целиком до Изонцо, то есть требовал для себя Венецианское государство, единственную еще не покоренную им часть Италии. Он не объяснил, чего требует для своих союзников, курфюрстов Баварского, Вюртембергского и Баденского, но в общих словах заявил, что следует упрочить их положение в Германии и положить конец всем нерешенным рецессия 1803 года вопросам между ними и императором. Наполеон дал понять Штадиону и Дьюлаи, что, будучи всецело поглощен военными заботами, он не желает держать при себе переговорщиков, которые по сути являются военными шпионами, присланными для наблюдения за его передвижениями. Он побудил их отправиться в Вену к недавно прибывшему туда Талейрану.

В ходе совещаний Наполеона с австрийцами один из них, не сдержавшись, обронил слова, из которых со всей очевидностью следовало, что Пруссия связана договором с Россией и Австрией. Наполеону сообщали нечто подобное из Берлина, но не столь определенно, как он только что услышал. Это открытие навело его на новые размышления и еще более расположило к миру, вовсе не склонив, однако, к отказу от основных притязаний. Он не собирался преследовать русских за пределами Моравии, то есть в Польше, ибо это подвергало его риску быть отрезанным эрцгерцогами от Вены. Вследствие чего он решил ждать прибытия Гаугвица и дальнейшего развития военных планов русских. Он был равно готов начать переговоры, если предложенные условия окажутся приемлемыми, или разрубить гордиев узел коалиции в великом сражении, если неприятель предоставит ему благоприятный случай. Так Наполеон провел несколько дней, самым тщательным образом изучая со своими генералами местность, в которой они оказались и на которой им предстояло, как говорило ему тайное предчувствие, дать решающее сражение. В то же время он давал отдых войскам, сраженным усталостью, страдающим от холода, а порой и от голода, и проделавшим за три месяца путь почти в пять сотен лье.

Императоры России и Германии, соединившись в Оломоуце, в свою очередь использовали время на обдумывание предстоящих действий. Кутузов привел из отступления, в ходе которого терпел одни арьергардные поражения, лишь 30 с небольшим тысяч человек, уже привыкших сражаться, но порядком измученных. Он потерял убитыми, ранеными, искалеченными и взятыми в