Девять пятьдесят девять. Тишина на площади. Потом, словно помановению волшебной палочки, — волна рукоплесканий и криков. И вновь тяжелоопустилась тишина… Голос Лукашевича:

— Земляки! Собрались мы здесь сегодня ради нашего старогопраздника…

Все. Время принятия решения. Пошел отсчет. Бесшумноприоткрыв дверь, Данил выскользнул в коридор, на ходу достал пистолет и, держаего стволом вверх, двинулся по недлинному коридору. Если этот скот запрет дверьизнутри, придется шуметь, ничего тут не поделаешь, лучше попасться, но неоставить снайперу ни единого шанса…

Он скользил словно во сне, чувствуя себя невесомым ибестелесным. Бывший охранник Брежнева, меченный вечным клеймом «девятки», ДанилЧерский впервые в жизни вышел предотвратить настоящее покушение на главугосударства — пусть и чужого. Он много лет был «человеком за спиной» — и ниразу не выпало случая заслонить первое лицо от реального супостата. И надо же,сподобил бог на старости лет…

Распахнув левой дверь, он ворвался в комнату, как учили. Иобрушился на стоявшего у окна человека, когда тот еще не успел к немуразвернуться. Удар.

Еще один. Третий — уже проформы ради. Потому что хотелосьбить и бить…

Перевернув лежащего, Данил пару секунд разглядывалнезнакомую, чисто выбритую физиономию, потом спеленал снайпера тем же скотчем.Обыскал. Не было ничего, кроме мелочей, решительно не способных вызватьподозрения.

Осмотрелся. В уголке стволом вверх стоит винтовка — весьмадаже неплохой «Бреннер-56», с просветленной хитрой оптикой, благодаря которойможно без проблем лупить прямо через стекло. Дергал хорошо смазанный затвор,пока из казенника не выскочили все пять остроконечных патронов. Подошел кподоконнику и, приложив к плечу удобный приклад, посмотрел вниз сквозьоптический прицел.

Лукашевич был от него, казалось, в полуметре. Жестикулировалон скупо, телом не качал — идеальная мишень. На мгновение Данила охватилодикое, иррациональное желание нажать на курок так вполне разумного человекаискушает какая-то неведомая сила кинуться вниз с высоты или встать на рельсыперед несущимся поездом.

Палец даже коснулся гладкого железа — и тут же отпрянул.Поставив обратно в угол разряженную винтовку, Данил переступил через лежащего —тот как раз начинал оживать, — сел в кресло Максима и придвинул к себе телефон,который, конечно же, никто не вздумал бы отключать.

Второго снайпера, засевшего где-то в столь же удобном месте,он не опасался ничуть — и не потому, что Пацей был искренен, борясь за своюпоганую шкуру. Не может тут оказаться второго. В этой броне может отыскатьсялишь одна-единственная щелочка.

Преспокойно набрал номер.

— Слушаю, — раздался почти спокойный голос Волчка.

Охваченный жаркой волной нетерпения, Данил сказал:

— Отчет.

— Ноль по всем группам. Повторяю — ноль по всем группам…

— И я — ноль, — сказал Данил, зажав в кулак эмоции. —Начинайте меня отсюда вытаскивать, все по плану…

Бережно положил трубку на рычаг. Оставались пустяки —продержаться минут десять, пока не ворвутся люди, от которых вряд ли стоитждать подвоха.

Басенок должен прекрасно сработать, он слишком многое теряетсо смертью Батьки, на него можно положиться, он рванется с цепи, как злющийкобель, или, по-местному говоря, — кусливый собака. Ну, а если наверх вздумаетподняться тот сучонок, что пустил сюда снайпера, разговор с ним будет короткий.

Ноль по всем группам. Это означало, что не случилось ниединого прокола.

Что ж, бывают в жизни чудеса — особенно если готовить ихдолго и вдумчиво, сжигая мозг сложными комбинациями, плюнув на нервы, плюнув насердце… И преспокойно растворяться потом в безвестной безымянности, нимало этимне терзаясь.

Потом его, без всякого перехода, скрутила слабость — реакцияна все пережитое. Он поник, сгорбившись, с некоторым стыдом ощущая, как по лицуползут слезы — мы стареем быстрее, чем нам хочется, — тело пару разпередернулось в спазмах плача, потому что слишком много отличных парней погиблоздесь, и он, позволив себе на пару минут расслабиться абсолютно, слушалбеззаботный рев динамиков на площади:

Только несколько минут, Только несколько минут Между намидлилась та беседа… «Как, скажи, тебя зовут?», «Как, скажи, тебя зовут?», И онаответила: «Победа…»

А потом тот Черский, которого никто не видел таким, и, надоверить, никто и не увидит, превратился в того Черского, которого знали все.Потому что это была еще неполная победа. Потому что он еще не доиграл партии. Икогда в коридор, сгоряча не помня о предосторожностях, влетел белобрысый гад сбесшумкой — конечно же, озабоченный тем, что на площади все шло нормально,Данил был готов, с ходу срубил его двумя ударами, как сухую сосенку, принес изкомнаты «Бреннер», держа за конец ствола, отпечатал на прикладе еще и пальчикибесчувственного. Строго говоря, это никак нельзя было назвать фальсификацией:коли уж белобрысый пустил сюда снайпера и подстраховывал его, отвечать долженбыл за компанию, а как же иначе?

Потом было совсем просто. Данил видел все из окна коридора:как легкие броневики влетели во двор, впопыхах круша клумбы и деревянныелавочки, как сыпанул из люков спецназ в своих марсианских нарядах, как нессявпереди всех опальный генерал Басенок, судя по яростно-азартной роже, готовый,наконец-то, отплатить полновесной монетой за далекий девяносто первый год…

АРМАНТЬЕР

Он прошел мимо Волчка и Кости Шикина, торопливо вскочивших сдивана в вестибюле, при виде их радостных физиономий вовсе не ощутив триумфа,потому что лично для него все было далеко не кончено. Он шагал по пустымкоридорам «Клейнода» словно в том сне, когда заранее знаешь, что спишь, нопроснуться не удастся и придется досматривать кошмар до конца.

Без стука вошел, сел к столу и пытливо взглянул на Оксану.Его больше устроило бы не раскаяние, конечно, — ему-то откуда взяться, не тоткадр, но хотя бы тень тревоги или беспокойства.

Ничего подобного, напряженность в ней ощущалась, но итолько. Вряд ли лицо у нее чуть осунулось — скорее всего, показалось.

— Что ты на меня так уставился? — спросила она совсемспокойно.

Данил не верил, что она будет стрелять, сомневался, есть лиу нее оружие вообще, но все равно был готов к неожиданностям: пресловутаяженская логика берет свое даже в тайной войне, и возможны сюрпризы…

Нет, никаких танцев…

— Знаешь, я ведь не врал насчет «Трех мушкетеров», — сказалон, чувствуя, как что-то бесповоротно ломается в душе. — Я и в самом делестолько помню наизусть, что могу шпарить кусками…

— Ну и? — она улыбнулась почти непринужденно.

— «На губах Атоса мелькнула зловещая улыбка: он не ошибся —это была та самая женщина, которую он искал. Вдруг заржала лошадь. Миледиподняла голову, увидела прильнувшее к стеклу бледное лицо Атоса и вскрикнула…»