— Я знаю, что с ним ничего не может случиться, но всеравно я чертовски о нем беспокоюсь. — Он повернулся к Лиане. — Я хочупопросить тебя кое о чем… об одной очень важной вещи…

У Лианы забилось сердце. Она вдруг поняла, как это для неговажно.

— Конечно. Что?

— Если со мной что-нибудь случится… когда я уйду вплавание… обещаешь мне навестить его?

Лиана на миг удивленно замолчала.

— Ты думаешь, Хиллари позволит?

— Она никогда ничего не знала о нас. У нее нет причинотказать. Кроме того, она вышла замуж. — Он снова вздохнул. — Если быя мог, я бы оставил Джонни с тобой. Тогда бы я был уверен, что он в хорошихруках. Лиана тихо кивнула:

— Я непременно навещу его. Я буду всегда держать с нимсвязь. — Она снова улыбнулась. — Как ангел-хранитель. — Потом,коснувшись его руки, добавила: — Но с тобой ничего не случится, Ник.

— Как знать… — Они подъехали к дому ее дяди, и Ник втемноте вгляделся в ее лицо. — Помни, о чем я тебя попросил.

— Буду помнить. Если что-то случится, я обязательноприеду к нему. — Но была еще одна мысль, казавшаяся ей непереносимой.

Они вышли из машины, он поставил ее сумку в прихожей. Вокругникого не было. Девочки уже легли, и Лиана надеялась, что они не заметят Ника.Он не хотел, чтобы она взяла такси, и сам привез ее домой. У самых дверей онаповернулась к нему, и они снова застыли в поцелуе.

— Я позвоню тебе утром.

— Я люблю тебя, Ник.

— Я люблю тебя, Лиана. Он снова поцеловал ее и затемуехал. Она поднялась к себе в спальню.

Арман сидел у себя в кабинете и дышал на руки, чтобыотогреть их. Уже несколько недель на обледенелых улицах Парижа лежал снег, чтослучается редко. Во всех домах было холодно. Арман даже не мог припомнить,когда ему в последний раз было тепло. Руки так окоченели, что он почти не могписать, даже после того, как растирал их в течение нескольких минут. Чтобыулучшить связь между Петеном и немцами, он перевел свой штаб в отель«Мажестик», где находился штаб управления немцев под командованием полковникаШпеиделя. К несчастью, ему пришлось взять с собой и Андре Маршана. Молодойпомощник был так воодушевлен тем, что они теперь находятся под одной крышей снемцами, что исполнился еще более рьяной преданности оккупантам, и Арманустановилось все труднее скрывать свою ненависть к нему.

Работы у Армана становилось все больше, немцы доверяли ему.Теперь он много времени проводил в отделе пропаганды, стараясь убедитьфранцузов, что нацисты для них — сущее благословение свыше. Он часто встречалсяс полковником Шпейделем и генералом Баркхаузеном, чтобы обсудить то, что ониназывали «службой военного трофея». Именно здесь Арману удавалось сделатьбольше всего. Он отправлял на запасные пути составы с ценностями,предназначенными для отправки в Берлин. В их исчезновении обвинялиСопротивление, и никто не выглядел при этом более разгневанным, чем сам Арман.Никто ничего не подозревал. Он встречался с доктором Михелем из германскогоМинистерства экономики. Они обсуждали положение во французской экономике,устанавливали контроль над ценами, касались ситуации во французской химическойпромышленности, в производстве бумаги, а также проблем занятости, кредита,страхования, угольной промышленности и электроэнергии.

Большинство крупных отелей занимало высшее германскоекомандование. Генерал фон Штутниц, военный комендант Большого Парижа,располагался в «Крийоне», фон Шпейдель и другие в «Мажестике». Штаб управлениянаходился около дома Армана на Пале-Бурбон, военный советник Крюгер,ответственный за городской бюджет, размещался в мэрии. А генерал фон Бризен,командующий гарнизоном Парижа, проживал в отеле «Мерис», хотя временами его,место занимал генерал Шаумбург и задерживался там подолгу, поскольку находилэтот отель восхитительным. По всему Парижу были расклеены плакаты нафранцузском языке, где содержались строжайшие предупреждения о том, что военныйтрибунал будет беспощадно карать за дезинформацию, саботаж, насилие,забастовки, подстрекательство к мятежу и даже за сокрытие предметовкаждодневного употребления. Члены Сопротивления не оставались в стороне, немцынемедленно окрестили их «студентами-коммунистами» и расстреливали публично вназидание всем. К 1942 году публичные казни в городе стали обычным явлением, аатмосфера — унылой и угнетающей. И лишь на тайных собраниях, происходивших награнице с оккупированной Францией, царило оживление и деловое настроение. Вовсех других местах страны население хранило молчание и казалось полностьюподавленным. Но это было молчаливое сопротивление Казалось, не только немцы, нои сама природа ополчилась на Францию. Всю зиму люди умирали от холода и голода.Арман видел вокруг себя вымирающий народ. Немцы давно перестали делать вид, чтоне тронут «неоккупированный юг», захватили и его, так что теперь вся Францияоказалась у них в руках. «Ненадолго», обещал французам де Голль в своихпередачах на Би-би-си из Лондона. Самым удивительным человеком оказался Мулен,который чуть ли не в одиночку вдохновлял Сопротивление. Никто не мог понять,как ему удавалось постоянно ездить в Лондон, поддерживая связь со штабомСопротивления, затем возвращаться во Францию и вселять в людей надежду.

Арман осмелился встретиться с ним один или два раза. Длянего это было слишком рискованно. Обычно он поддерживал с ним лишь косвеннуюсвязь. Опасность усилилась особенно после знаменитого указа от пятнадцатогоиюля. Согласно этому указу все владельцы или хранители произведений искусствастоимостью свыше тысячи франков были обязаны сообщить об этом военнойадминистрации. Этим-то и занимался Арман, уничтожая или фальсифицируя такиесписки в течение 1941-го и в первые месяцы 1942 года. Он знал, что он один спасдля Франции произведения искусства, стоившие примерно миллион долларов. Но чтобыло еще важнее, он старался спасать жизни людей, а это становилось всеопаснее.

Последние несколько недель Арман был болен из-за страшных холодов,поразивших Париж. Но об этом не было ни слова в письме, которое получила отнего Лиана на следующий день после возвращения из Кармела. Из него следовалолишь, что работа идет хорошо. Но было в этом письме еще что-то, чего раньше онав его письмах не замечала. Какая-то переходящая в отчаяние безнадежность Онапочувствовала, хотя он и не писал об этом, что Франции очень плохо под немцами,значительно хуже, чем все думают. Она долго стояла у окна, глядя на ЗолотыеВорота.

— Лиана, что-нибудь случилось? — Дядя еще не ушелв контору. Он с порога увидел, как она согнулась, как опустилась ее голова.Когда Лиана повернулась к нему, в глазах у нее были слезы. Она лишь покачалаголовой и сквозь слезы улыбнулась ему.

— Ничего нового. Я получила письмо от Армана. —Его вывез Мулен во время своей последней поездки в Лондон. Но никто, даже дядяДжордж не должен знать о связях Армана с Сопротивлением. Арман просил ее никомуне говорить об этом. И она никому не сказала, кроме Ника. Ему она доверялаполностью.