«Куб превращается в крест, — размышлял Лэнгдон. —Символическая алхимия».

Кэтрин вид распавшегося куба поверг в замешательство.

— Масонская пирамида связана с христианством?

На мгновение Лэнгдон задался тем же вопросом. В концеконцов, христианское распятие — вполне почитаемый у масонов символ, да ихристиан среди масонов немало. Впрочем, как и иудеев, мусульман, буддистов,индуистов и тех, чей бог не имел собственного имени. Предпочтение исключительнохристианского символа было бы несправедливым… И тогда на Лэнгдона снизошло озарение.

— Это не распятие! — Лэнгдон поднялся скресла. — Крест с циркумпунктом в середине — это двойной символ, двазнака, слитые воедино.

— То есть? — Кэтрин обернулась к Лэнгдону, которыйтеперь ходил туда-сюда по кабинету.

— Крест стал христианским символом лишь в четвертомвеке. Задолго до этого он означал у египтян пересечение земного с небесным. Каквверху, так и внизу. Иллюстративное обозначение той области, где объединяютсячеловек и Бог.

— Положим.

— Циркумпункт, — продолжал Лэнгдон, — какизвестно, обладает множеством значений, из которых, пожалуй, самоеэзотерическое — это роза, символ совершенства в алхимии. Но если поместить розув центр креста, получится совершенно новый символ… Роза и крест…

Галлоуэй с улыбкой откинулся в кресле.

— Вот-вот-вот. Это уже ближе к делу.

Теперь и Кэтрин вскочила на ноги.

— О чем вы? Я не понимаю.

— Крест с розой, — объяснил Лэнгдон, — этовесьма распространенный у вольных каменщиков символ. Например, один из градусовШотландского устава называется «Рыцари Розенкрейцеры» — рыцари розы и креста, вчесть древних розенкрейцеров, внесших свой вклад в формирование масонскоймистической философии. Питер наверняка тебе о них говорил. К их капитулупринадлежали многие великие ученые — Джон Ди, Элиас Ашмол, Роберт Флуд…

— Разумеется! — перебила Кэтрин. — Япрочитала все манифесты розенкрейцеров, когда вела исследования.

«Это любому ученому на пользу», — отметил Лэнгдон.Орден Креста и Розы — или, более официально, Древний мистический орден Розы иКреста — оказал огромное влияние на науку и имел как загадочное происхождение,так и много общего с Мистериями древности. Тайные знания, что пришли из глубинывеков, были доступны теперь лишь ярчайшим умам. Список розенкрейцеров,оставивших след в истории, — это энциклопедия гениев европейскогоВозрождения: Парацельс, Бэкон, Флуд, Декарт, Паскаль, Спиноза, Ньютон, Лейбниц…

Согласно доктрине розенкрейцеров, орден «строился на древнихэзотерических истинах», которые надлежало «хранить вдали от масс» и которыесулили величайшее «духовное озарение». С годами символ братства розенкрейцероввырос в пышную розу на изукрашенном кресте, однако начиналось все со скромнойточки в круге на простой крестовине — простейшем изображении розы на простейшемизображении креста.

— Мы с Питером часто беседовали о философиирозенкрейцеров, — сообщил Галлоуэй, обращаясь к Кэтрин.

И декан пустился в рассуждения о взаимосвязи между масонскими розенкрейцерским братствами, а Лэнгдона по-прежнему мучил вопрос, не дававшийпрофессору покоя весь вечер.

«Jeova Sanctus Unus. Это как-то связано с алхимией…»

Припомнить точно, что именно говорил Питер насчет этойфразы, профессор не мог, но что-то такое шевелилось при упоминании орозенкрейцерах…

«Думай, Роберт, думай!»

— Основателем братства, — объяснял тем временемГаллоуэй, — считается немецкий мистик, известный историкам как ХристианРозенкрейц, хотя на самом деле это был псевдоним, под которым скрывался,возможно, сам Фрэнсис Бэкон — некоторые считают именно его основателем ордена,хотя доказательств…

— Псевдоним! — неожиданно даже для самого себявскричал Лэнгдон. — Точно! Jeova Sanctus Unus. Это псевдоним!

— О чем это ты? — не поняла Кэтрин.

Сердце у Лэнгдона учащенно билось.

— Я все пытался вспомнить, что Питер говорил про JeovaSanctus Unus и какое отношение эта фраза имеет к алхимии. И вспомнил наконец!Дело не в алхимии, а в алхимике. В очень знаменитом, причем!

Галлоуэй усмехнулся:

— Пора бы уже, профессор. Я упомянул его имя дважды —да еще и слово «псевдоним» употребил.

Лэнгдон недоуменно уставился на декана.

— Вы знали?!

— Начал подозревать, когда вы рассказали про надпись«Jeova Sanctus Unus», расшифрованную с помощью алхимического волшебногоквадрата Дюрера, ну а когда обнаружился крест с розой, сомнения развеялисьокончательно. Как вам, наверное, известно, в личной библиотеке этого ученогохранился испещренный пометками сборник розенкрейцерских манифестов.

— И кто это? — не выдержала Кэтрин.

— Ученый с мировым именем! — ответилЛэнгдон. — Алхимик, член Лондонского королевского общества, розенкрейцер,а свои самые секретные научные труды он подписывал псевдонимом «Jeova SanctusUnus»!

— Единый истинный Бог? Скромняга… — съязвилаКэтрин.

— Гений! — поправил Галлоуэй. — Во-первых,он, как и древние адепты, считал себя равным Богу. А во-вторых, шестнадцатьбукв фразы «Jeova Sanctus Unus» при перестановке как раз и дают его имя влатинской транскрипции, так что псевдоним выбран идеально.

Кэтрин задумалась.

— «Jeova Sanctus Unus» — это анаграмма латинскойтранскрипции имени известного алхимика?

Лэнгдон, отыскав на столе карандаш и лист бумаги, принялсяизображать, попутно объясняя:

— В латыни буквы J и I взаимозаменяемы, то же самое с Vи U… Поэтому из Jeova Sanctus Unus идеально складывается имя нашего ученого.

И Лэнгдон одну за другой написал шестнадцать букв: IsaacusNeutonuus.

— Думаю, ты о нем слышала, — подмигнул он Кэтрин,вручая листок.

— Исаак Ньютон? — прочла Кэтрин вслух. — Таквот на что намекала гравировка пирамиды!

Лэнгдон на секунду перенесся мыслями в Вестминстерскоеаббатство, на пирамидальное надгробие могилы Ньютона, где на него самогокогда-то снизошло озарение.

«И вот великий ученый снова выходит на сцену».