— Питер говорил, — вспомнил Галлоуэй, — чтовы как раз занимаетесь некой современной научной мистикой?

— Да, ноэтикой, — кивнула Кэтрин. — И онаподтверждает, что мы обладаем невероятными способностями. Вот, например… —Кэтрин показала на витраж со знакомым изображением «Христа лучезарного», гдеголова и руки Иисуса источают яркий свет. — Совсем недавно с помощьювысокочувствительной ПЗС-камеры я сфотографировала руки целителя за работой. Иснимок получился точь-в-точь как изображение Христа на этом витраже — изпальцев целителя струятся потоки света.

«Да уж, открытие, — подумал Галлоуэй, прячаулыбку. — А как иначе Христос исцелял калек?»

— Я понимаю, — продолжала Кэтрин, — чтосовременная медицина не воспринимает всерьез целителей и шаманов, но я виделавсе своими собственными глазами. На снимке ПЗС-камерой четко видно, что пальцыцелителя окружает мощное энергетическое поле, буквально изменяющее клеткипациента. Что это как не божественная сила?

Декан Галлоуэй позволил себе улыбнуться в открытую. АКэтрин, оказывается, такая же страстно увлеченная, как и ее брат.

— Питер как-то сравнил ученых, занимающихся ноэтикой, спервооткрывателями, которые приняли еретическую идею о круглой Земле. Чуть лине в одночасье эти первооткрыватели превратились из безумцев в героев,заполняющих белые пятна на карте и открывающих человечеству новые горизонты.Питер считает, вам предстоит то же самое. Он возлагает большие надежды на ваштруд. В конце концов, любой философский прорыв, как показывает история,начинался с одной-единственной смелой идеи.

Впрочем, Галлоуэю не нужно было отправляться в лабораториюза подтверждением безграничности человеческих возможностей, о которой толькочто рассказала Кэтрин. В стенах собора не раз проводились совместные молитвы обисцелении, приносившие удивительные, невероятные результаты, подтверждавшиесямедицинскими освидетельствованиями. Вопрос не в том, действительно ли Господьнаделил человека огромной силой, а в том, как явить эту силу на свет.

Старый декан почтительно обхватил ладонями масонскуюпирамиду и тихо произнес:

— Друзья мои, я не знаю, куда именно указывает этапирамида, но мне известно вот что… Где-то там скрыто небывалой духовнойценности сокровище, которое много лет терпеливо дожидалось в темноте, подспудом. Вероятно, оно и станет тем самым катализатором преобразованиямира. — Он коснулся золотого навершия. — Пирамида собрана, а значит,час стремительно приближается. Почему бы нет? Пророчества испокон веков обещаливеликое озарение, ведущее к всеобщему преобразованию.

— Отец Галлоуэй, — возразил Лэнгдон, — нампрекрасно известно и Откровение Иоанна Богослова, и буквальное значениеАпокалипсиса, но ведь библейское пророчество не может считаться…

— Нет-нет, Книга Откровения — это полнаянеразбериха! — воскликнул декан. — Кто ни возьмется читать, всевязнут. Я же говорю о ясных умах, излагавших ясные мысли: предсказания святогоАвгустина, прогнозы сэра Фрэнсиса Бэкона, Ньютона, Эйнштейна и далее по списку.Все они предполагали преобразование через озарение. Сам Иисус изрек: «Ибо нетничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось быизвестным и не обнаружилось бы».

— Надежное пророчество, как такому не сбыться, —рассудительно заметил Лэнгдон. — Знания копятся в геометрическойпрогрессии. Чем больше мы узнаём, тем лучше учимся и тем быстрее расширяем базузнаний.

— Да, — подтвердила Кэтрин. — В науке такоесплошь и рядом. Каждая свежеизобретенная технология становится инструментом дляизобретений новой — и так далее, как снежный ком. Поэтому наука и совершиларывок за последние пять лет дальше, чем за предшествующие пять тысяч. Рост поэкспоненте. Со временем экспоненциальная кривая устремляется почти вертикально,и новые открытия возникают все быстрее и быстрее.

В кабинете декана повисла тишина. Галлоуэй осознал, чтогости по-прежнему теряются в догадках, как пирамида может подсказать имдальнейшее направление.

«Вот почему судьба привела вас ко мне. Мне тоже отведенароль».

Многие годы преподобный Колин Галлоуэй вместе с собратьямипо масонской ложе исполнял роль хранителя врат. Теперь все изменится.

«Я больше не хранитель… Теперь я — проводник».

— Профессор Лэнгдон! — Галлоуэй потянулся черезстол. — Дайте, пожалуйста, руку.

Роберт Лэнгдон в замешательстве уставился на руку старика.

«Мы что, молиться будем?»

Но все же почтительно вложил свою правую руку в ссохшуюсяладонь декана. Галлоуэй крепко сжал ее, но молитвы не последовало. Вместо этогоон нащупал указательный палец Лэнгдона и завел его внутрь каменной шкатулки,где хранилось золотое навершие.

— Зрения порой мало, — пояснил декан. — Еслибы вы изучали предметы ощупью, как я, то поняли бы, что шкатулка может поведатьеще кое-что.

Лэнгдон послушно провел пальцем по дну и стенкам, но ничегонового не обнаружил. Идеально гладкий камень.

— Ищите, ищите, — не унимался старик.

Наконец Лэнгдон ощутил какую-то неровность — крохотноекольцо, едва заметную точку на дне шкатулки, в самом центре. Вытащив руку, онзаглянул в темную глубину и тут же понял, что невооруженным глазом этот кружокне увидеть.

«Что же это такое?»

— Узнаёте символ? — спросил Галлоуэй.

— Символ? Я вообще ничего не вижу.

— Нажмите на него.

Лэнгдон повиновался и снова нащупал пальцем точку.

«И что же, по его мнению, должно произойти?»

— Прижмите посильнее, — велел декан. —Надавите.

Лэнгдон обернулся к Кэтрин, но та лишь в недоумениизаправила прядь волос за ухо.

— Все, можете убирать. Опыт удался, — объявилдекан спустя несколько секунд.

«Опыт?»

Лэнгдон вытащил палец из шкатулки и помолчал, не зная, чтосказать. Все осталось по-прежнему. Шкатулка по-прежнему стояла на столе.

— Ничего… — произнес наконец Лэнгдон.

— Взгляните на свой палец, — подсказалдекан. — И увидите преобразование.

Единственное, что увидел Лэнгдон на кончике пальца, —это отпечаток выступавшего на дне шкатулки кольца с точкой в центре.

— Ну что, теперь узнаёте? — поинтересовался декан.