Лэнгдон достал каменную шкатулку, поставил на стол, затем,открыв крышку, вынул навершие и вложил в раскрытую ладонь декана. Пальцы сновазаскользили по гладким стенкам, пока не задержались на гравировке — прочитатьмелкую вязь на ощупь было затруднительно.

— «Тайна сокрыта внутри Ордена», — подсказалЛэнгдон. — Причем «Орден» — с большой буквы.

Декан, сохраняя бесстрастное лицо, приставил навершие кусеченной верхушке и ощупью выровнял грани. Он замер на мгновение, будто читаяпро себя молитву, и несколько раз почтительно огладил ладонями собраннуюпирамиду. Затем старик нашарил на столе кубик-шкатулку и, обхватив ее обеимируками, стал водить пальцами снаружи и внутри.

Наконец он поставил шкатулку обратно и откинулся в кресле.

— Скажите, — внезапно посуровевшим голосом спросилон, — почему вы ко мне пришли?

Лэнгдон такого вопроса не ожидал.

— Мы пришли, сэр, потому что вы сами нас позвали. Амистер Беллами сказал, что мы должны вам доверять.

— При этом ему самому вы доверять не захотели.

— Простите?

Белые глаза декана смотрели сквозь Лэнгдона.

— Сверток с навершием был запечатан. Мистер Белламипросил не открывать его, но вы ослушались. Более того, мистер Соломон тожепросил вас не открывать — вы поступили наперекор его просьбе.

— Сэр! — вмешалась Кэтрин. — Мы пыталисьвыручить брата из беды. Его похититель потребовал расшифровать…

— Допускаю, — согласился декан. — И все жечего вы добились, распечатав сверток? Ничего. Похитителю нужно конкретноеместоположение, он вряд ли удовлетворится фразой «Jeova Sanctus Unus».

— И я так думаю, — подтвердил Лэнгдон. — Но ксожалению, больше надписей на пирамиде нет. Все же, полагаю, карта здесь,скорее, в переносном…

— Вы ошибаетесь, профессор, — возразилдекан. — Масонская пирамида — самая настоящая карта. И она указывает нареально существующее место. Но вы этого не понимаете, поскольку расшифровалипирамиду не до конца. Даже близко не подошли, можно сказать.

Лэнгдон изумленно переглянулся с Кэтрин.

Старик снова обнял ладонями пирамиду, почти лаская.

— Эта карта, подобно самим Мистериям древности,многоуровневая, с множеством глубинных смыслов. Истинная ее тайна вам еще неоткрылась.

— Но, декан Галлоуэй, — попробовал убедить старикаЛэнгдон, — мы изучили буквально каждый дюйм и пирамиды, и навершия! Тамбольше ничего нет.

— В теперешнем виде нет, согласен. Однако предметамсвойственно меняться.

— Что вы имеете в виду?

— Как вам известно, профессор, пирамида дарует чудеснуюсилу преобразования. Согласно легенде, пирамида может изменить форму… обрестииной физический облик, раскрывая свои тайны. Подобно знаменитому камню,отдавшему Экскалибур в руки короля Артура, масонская пирамида способнапреобразиться — если пожелает — и открыть свою тайну достойному.

Лэнгдон заподозрил, что в таком преклонном возрасте, как удекана, ясность ума могла несколько затуманиться.

— Простите, сэр. Вы имеете в виду буквальное,физическое, преображение?

— Если я сейчас, своими руками, изменю форму этойпирамиды у вас на глазах, вы мне поверите, профессор?

Лэнгдон не знал, что и думать.

— Наверное, мне ничего другого не останется.

— Отлично. Сейчас я вам все продемонстрирую. —Галлоуэй снова промокнул платком уголки рта. — Помните, в давние временадаже самые великие умы верили, что Земля плоская? Ведь круглой она быть неможет, иначе выльется вся вода из океанов. Представьте, как бы они потешались,заяви вы, что круглая Земля — это еще не все, что существует неведомая сила,удерживающая предметы на земной поверхности…

— Думаю, есть определенная разница, — возразилЛэнгдон, — между существованием гравитации и… способностью преобразовыватьпредметы мановением руки.

— В самом деле? А может, мы так и не вышли из мрачногоСредневековья, раз норовим отвергнуть само существование таинственных,невидимых и непонятных сил? Если история нас чему-то и учит, то как раз тому,что непривычные идеи, сегодня отторгаемые, завтра станут общепризнаннойистиной. Я утверждаю, что преображу эту пирамиду одним прикосновением… и у васзакрадывается сомнение в моем душевном здоровье. От историка я ожидал большего.Ведь история пестрит великими умами, утверждавшими одно и то же; по сути, человекобладает таинственными способностями, сам об этом не подозревая.

Лэнгдон понимал, что декан прав. Знаменитый герметическийафоризм «Разве не знаете, что вы боги?» — один из столпов, на который опираютсяМистерии древности. «Как вверху, так и внизу», «человек создан по образу иподобию Божьему», «апофеоз»… Везде та же самая идея божественности человека —заложенного в нем потенциала — прослеживалась в бесчисленных древних текстахсамых разных традиций. Даже Библия восклицает в Псалме 81:6: «Вы — боги!»

— Профессор, — продолжал старик, — я понимаю,что вы, как и многие образованные люди, разрываетесь между двумя мирами, однойногой стоя в мире физическом, другой — в духовном. Сердце жаждет поверить, аразум не позволяет. Однако вам как ученому было бы полезно взять пример свеликих мыслителей. — Он на миг умолк и откашлялся. — Если мне неизменяет память, вот что сказал один из самых замечательных умов в историичеловечества: «Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, чтоскрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходятдо нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, — это и есть религиозность.В этом смысле я религиозен».

— Чьи это слова? — не узнал Лэнгдон. — Ганди?

— Нет, — подала голос Кэтрин. — АльбертаЭйнштейна.

Кэтрин Соломон прочла абсолютно все труды Эйнштейна,пораженная его глубочайшим уважением к непознанному и мистическому, а такжепрогнозами, что настанет время, когда этими чувствами проникнутся все. «Религиябудущего, — предсказывал Эйнштейн, — станет космической религией. Онапреодолеет представление о Боге как о личности и откажется от догм и теологии».

Роберту Лэнгдону рассуждения декана явно не импонировали.Кэтрин чувствовала: он все больше разочаровывается в старомсвященнослужителе, — и вполне понимала почему. В конце концов, они пришлисюда в поисках ответа, а попали к слепому старику, утверждающему, что можетодним прикосновением менять форму предметов… И все же страстные слова Галлоуэяо мистических силах напомнили Кэтрин о брате.