– Вы что-то хотели, Мирянин Джавьед Айим?

Джавьед отпустил рукоять меча.

– Хватит, Деджен, – приказал чемпион королевы, и лезвие Деджена со скоростью мысли исчезло в ножнах.

– Не забывай, ты сам этого хотел, – сказал Джавьеду Одили, уходя. Деджен двинулся следом.

Джавьед смотрел вслед ушедшим ксиддинам. Затем стал взбираться на гребень.

– Нет, – отрезал Абшир. – Если они тебя увидят, то перережут горло, и мир станет невозможен. Джамилах сама выбрала этот долг.

Джавьед покачал головой, не в силах это принять.

– Ей предложили, и она сделала выбор, – сказал Абшир. – Ее не вынуждали. Ей не приказывали. Она рискует собой ради мира.

– Нет… Только не так.

Чемпион положил руку Джавьеду на плечо.

– Она делает это ради всех нас, – сказал он, уводя несчастного брата по оружию с поляны обратно в сторону Утесов.

Тау дождался, пока все уйдут, пытаясь осмыслить все, что видел, но находил мысль о мире совершенно невозможной. Омехи и ксиддины враждовали, и это продолжалось многие поколения. Кровь, пролитая с каждой из сторон, была…

Один камень стукнулся о другой, когда кто-то подобрался к нему сзади. Тау качнулся влево, чтобы избежать возможного удара копья, развернулся, выставив перед собой меч, и оказался лицом к лицу с ксиддинской разведчицей.

Ни Тау, ни ксиддинская разведчица не двигались с места. Она была выше его и стройнее, ее можно было бы назвать красивой, если бы не воспаленная рана, съевшая кожу на правой стороне ее шеи. Ее глаза были широко раскрыты, а острие копья опущено вниз, древко она небрежно сжимала пальцами. Она явно не ожидала его увидеть.

Тау мог ее убить, но она успеет позвать на помощь. Услышав ее крик, ксиддины и Избранные вернутся на поляну. Что станет с их договором, если он убьет эту женщину? В любом случае Вельможи его повесят.

Тау пожалел, что не был умен, как Хадит, который повертел бы эту задачку со всех сторон, обдумал и уже бы решил, как действовать. Он подумал, не заговорить ли ему с этой женщиной, но не знал, поймет ли она его.

Пока он раздумывал, она робко шагнула назад и замерла в ожидании. Поняв ее намерение, Тау тоже шагнул назад. Она сделала еще шаг. И он тоже. Они отдалились настолько, что оказались вне досягаемости друг для друга. Она ему кивнула. Он ответил тем же. Она исчезла.

Тау оставался на месте, держа мечи наготове и напрягая слух: нет ли сигнала тревоги. Ничего не было слышно. Спустя некоторое время он расслабился, убрал мечи и направился обратно в Исиколо, размышляя над странностями этой ночи, в которую ему не пришлось ни убивать, ни быть убитым. Это вселяло в него тревогу: заметь его свои же, он был бы обречен.

Тау прибыл в Южную Исиколо с рассветом. Долгий путь ничуть его не успокоил. Омехи почти заключили мир с ксиддинами, – мир, в котором правитель из хедени должен был вступить в брак с королевой Циорой и разделить с ней власть.

Такой мир, думал Тау, больше напоминал капитуляцию. Он не мог понять, как Вельможи, королевская семья и королева могли это принять.

Очевидно, Джавьед был прав. Ксиддин нельзя было одолеть, и дальнейшая война приведет к уничтожению Избранных. Тау вертел эту мысль в голове, но все время приходил к тому, что объединение могло другим путем привести к тому же итогу. Через два поколения, от силы три, сыны и дочери тех, кто был омехи, станут молиться множеству богов, которых почитают ксиддины? Исчезнут ли их дары, уникальные среди всех рас Умлабы, из-за неподобающего смешения?

И что случится с армией омехи? Если считать Ихагу, Ихаше и Индлову, выходит, что каждый шестой мужчина у Избранных был воином. Все их общество построено на армии, на обороне и выживании. А когда наступит мир, кем станут эти люди?

Кем станут Вельможи? Насколько знал Тау, у хедени каст не было. Когда наступит мир, будут ли Придворные Вельможи жить по тем же правилам, иметь те же возможности и ограничения, что и Низшие Миряне?

Мир уничтожит омехи, подумал Тау.

– Это ты, Тау? – спросил Чакс, зоркий Бывалый, служивший часовым на вершине стены Исиколо.

– Я.

– Ты что там делаешь?

– Занимался. Можешь открыть ворота?

– Занимался? – Чакс повертел слово на языке, будто незнакомую пищу.

– Чакс, – сказал Тау, думая, что стражей ворот, должно быть, намеренно обучают как можно сильнее раздражать людей, – можешь открыть ворота?

Чакс крякнул, оглядел сухие луга и, не увидев больше никого, скомандовал тем, кто находился внизу. Бронзовые створки скрипнули и приоткрылись достаточно, чтобы Тау смог войти. Тау кивнул привратникам и прошел мимо Батраков, других посвященных, Бывалых, аквондисе и умквондиси. Направился к тренировочному двору, где его Чешуй уже тренировался перед Сечей. Заметил, что Хадит неотрывно смотрит на него, но не стал обращать внимания.

– Ты где был? – спросил Хадит, когда Тау подошел.

– Голову была тяжелая, решил прогуляться.

– Что ты сделал? Мне нужно переживать?

Удуак был рядом – он ничего не говорил, но слушал. Тау покачал головой, не став Хадиту ничего рассказывать.

– Значит ли это, что мне не нужно переживать, потому что ты ничего не сделал? Или мне не нужно переживать, потому что ты наивно считаешь, что тебя не поймают?

– У меня не было возможности совершить то, что хотел.

– Понятно, – ответил Хадит, не сводя с него глаз.

Тау, до сих пор не пришедший в себя после ночных событий, увидел, что к ним приближался Темба, и сменил тему:

– Джавьеда нет. Как сегодня тренируемся?

– Анан хочет, чтобы мы учились действовать сообща всем Чешуем, – ответил Хадит, тоже завидев Тембу. – Он попросил помощи от Чизомо, Табанси и Ходари. Их чешуи будут тренироваться против наших, а мастера разрешили нам использовать квартал умквондиси как городское поле.

– Как городское поле? – переспросил Темба с улыбкой. – А они правда хотят дать нам все возможное.

– Мы единственные Меньшие на Сече, – заметил Удуак.

– Жаль, Чешуй Чизомо вылетел, – вмешался Темба и усмехнулся. – Эх, интересно, что Вельможи сделают, если кто-нибудь из нас окажется в первой шестерке.

– Дадут меч Стражи, – сказал Удуак.

– Тебе все мечи да мечи, – ответил Темба.

– Попадешь в шестерку по убийствам – и ты Ингоньяма, – сказал Удуак.

– Чтобы стать Ингоньямой, нужно быть Великим Вельможей, – сказал Тау, изо всех сил стараясь говорить и вести себя обычно.

– Нет, – возразил Хадит. – Нет никакого правила, где об этом бы говорилось. Восемь циклов назад Малый Вельможа побил на Сече четырнадцать человек. Он вошел в первую шестерку и стал Ингоньямой. На него нельзя было наложить разъярение, но его все равно приняли.