Но оглядываться не хотелось. Он приказал себе войти, забыв обо всем, но не мог с собой ничего поделать. И оглянулся.

Целая толпа, все, кто был здесь, отдавали ему честь. Тау замер, не зная, что делать. Затем почувствовал облегчение, когда из толпы вышел Хадит. Но облегчение было недолгим.

Хадит встал рядом с Тау, но на шаг позади, и прошептал:

– Где мы бьемся…

– Что? – прошипел Тау.

– Скажи.

– Не скажу.

– Они ждут.

– Чего? – спросил Тау.

– Ждут. Просто они сами не знают.

– Нет.

– Ты поступаешь с ними несправедливо, крадешь этот момент.

– Какой момент?

– Осчастливь их.

– Да чтоб тебя… – процедил Тау, прежде чем поднять голову и воскликнуть: – Где мы бьемся!

Толпа ответила разом, и ответ эхом прокатился над Утесами.

– Мир горит! Мир горит! Мир горит! – Еще, еще и еще.

Тау, раздувая ноздри, с колотящимся сердцем, спросил тихо, чтобы его слышал только Хадит:

– Теперь что? Они не остановятся.

– Подожди четыре дыхания. Я уйду в шатер первым. Потом заходи за мной.

– Надо было тебя придушить.

– Придушишь, когда досчитаешь до четырех.

Хадит исчез за пологом шатра. Тау простоял четыре дыхания, скандирование толпы достигло апогея. Тогда он кивнул им и проследовал за Хадитом в шатер. Меньшие продолжали сотрясать Утесы мощью своих голосов:

– Мир горит!

Тау подошел к ближайшей койке и рухнул на нее, закрыв глаза.

– Тау, – пробасил Хадит.

Тау закряхтел, ему хотелось остаться одному.

– Молодец.

– Что я такого сделал?

– Ты напомнил им, что они чего-то стоят. Что они способны достигать невероятного. Что они не просто пушечное мясо в этой бесконечной войне.

– Мы всегда стоили больше, чем думают Вельможи.

– Наверное, но большинство не верило в это – до сегодняшнего дня.

Тау снова крякнул.

– Скоро здесь соберется весь Чешуй, – сказал Хадит. – И Джавьед с Ананом тоже придут. Ты бы хоть умылся.

Тау протер глаза. Хадит стоял над ним.

– Зачем? – спросил Тау.

– Ты весь в крови.

– Не в своей же.

– Знаю. Мы все знаем.

– Как дела у отряда Удуака?

– Хорошо. Они сдержали Индлову на гребне, но потеряли людей. Всего у нас вылетело семнадцать человек. Восемь сдались, остальные получили травмы. Счастье, что самому Удуаку хватило ума сдаться, пока его не ранили. И он сможет драться завтра вместо кого-нибудь другого.

– Пусть выходит вместо Утибе, – сказал Тау.

– Утибе?

– Он сбежал.

– Перед ним был целый отряд Индлову.

– Он сбежал.

– Большинство сочли бы его решение благоразумным, – ответил Хадит.

Тау перевернулся, повернувшись к Хадиту спиной. Спорить было бессмысленно.

– Ты на первом месте по числу побед, – сообщил Хадит.

Тау обернулся через плечо.

– Это только первый день.

– Они ведут текущий счет. Продолжай в том же духе и станешь первым Меньшим Ингоньямой в истории. – Хадит улыбнулся так, словно говорил не всерьез. – Но в следующий раз не заходи так далеко к врагу. А то мы не сможем тебя защитить.

Он сказал это добродушно, как брат брату. Но Тау был не в настроении.

– Вы меня не защитите.

Хадит перестал улыбаться.

– Может, и так, но все равно делай, что говорю, потому что это приказ. Ведение боя вдали от своих подвергает опасности не только тебя, но и остальных.

– Да, инколели, – ответил Тау, отворачиваясь. У него больше не было сил.

Их шатер снаружи охранял Бывалый из Северной Исиколо. Чешуй Джавьеда держали в изоляции, пока все поединки дня не завершились. Они не могли наблюдать за тактикой других участников, подмечать их сильные и слабые стороны, а слышали только одобрительный рев толпы и, временами, разочарованное аханье. Джавьед и Анан были со своим Чешуем, сдержанно отмечали историческую победу и обдумывали стратегию на следующий бой.

Когда наступил закат, Бывалый вошел в шатер сообщить Джавьеду и Анану, что для будущего поединка им в соперники определен Чешуй Оджолапе. Тау выругался. Не Чешуй Осы, не Келлан. Когда же Джавьед сообщил остальное, он выругался еще громче.

Чешуй Оджолапе потерял всего десятерых и значительно превосходил их числом. Бой назначен на утро на луговой площадке.

Тау со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Луга использовались для воспроизведения проигрышной ситуации для омехи, которые никогда не могли сравниться с хедени числом. Там дрались, чтобы научить будущих инколели тому, что боев на открытом пространстве меньшим числом следовало избегать.

– Луга? – спросил Хадит, так чтобы все слышали. – Хорошо, ублюдкам негде будет прятаться.

Все затопали ногами, одобряя храбрые слова инколели, но лица говорили о другом. Их отправили на бойню. Только дурак не увидел бы этого.

– Изоляция окончена, – сообщил Джавьед. – Можете выйти из шатра, размять ноги, подышать воздухом, который не испорчен вонью ваших братьев. Идите, только не валяйте дурака. Завтра встанем до рассвета и обсудим стратегию против людей Оджолапе.

Тау поднялся. Он хотел немного прогуляться, а когда наступит ночь – войти в Исихого.

– Тау, – позвал его Джавьед.

Тау постарался сделать беспристрастное лицо. Он не хотел разговаривать с человеком, помогавшим составить план капитуляции своего народа.

– Умквондиси.

– Минутку, если позволишь. – Джавьед указал Тау на угол шатра, где их не могли бы услышать.

У Тау не было причин для беспокойства, но он все равно встревожился. Вдруг Джавьед заметил его на встрече омехи и ксиддинов? Ничто в поведении умквондиси с того дня об этом не говорило, но он держался отстраненно после того, как его дочь ушла с хедени, так что сказать наверняка было трудно.

– Я бы сказал, что ты сегодня был хорош, – начал Джавьед, – но это настолько далеко от истины, что кажется смешным. В самых смелых предположениях я не ожидал, что мой Чешуй окажется здесь, в шатре участника Королевской Сечи.

– Этим мы обязаны вашему руководству, – ответил Тау.

Джавьед улыбнулся.

– Я сделал все, что мог, чтобы каждый из вас показал себя как можно лучше. Но то, что делаешь ты… что ты… Как?