Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рассвете пробудилась Заряночка с тяжёлым сердцем и вспомнила, что предстоит ей сделать. Засим поднялась она, и оделась, и отправилась прямиком к начатой могиле, и трудилась не покладая рук, покуда не углубила яму, а затем отволокла туда тело ведьмы и засыпала его землёю. Затем искупалась девушка в ближайшей заводи ручья, и возвратилась в дом, и позавтракала хлебом и молоком; а утро уже стояло в разгаре. Затем принялась Заряночка хлопотать по дому: хлебы в печь посадила, и вышла на луг подоить коров и коз, и разлила молоко в кувшины, чтобы сбить впоследствии масло да сыр, и за что бы ни бралась, всё делала обстоятельно, словно собиралась надолго поселиться на том дворе. А затем прилегла отдохнуть телом, хотя в мыслях её царило смятение. И сказала себе Заряночка, что в этот день не пойдёт к Дубу Встреч повидаться с лесной матушкой, но дождётся ночи, на случай, ежели случится что необычное, о чём не мешало бы рассказать подруге.
Когда же солнце опустилось к горизонту, поднялась девушка, вышла за порог и прошлась по лугу, прислушиваясь к песне птиц да поглядывая на коров и коз, что мирно паслись на траве, и великое умиротворение снизошло на Заряночку при мысли о том, что всё это принадлежит ей, дабы жила она тут в покое да в радости, насколько возможно это для одинокого дитяти Адамова.
Наконец дошла Заряночка до песчаной косы у озера и остановилась, глядя на Зелёный Остров, где буйно разрослись за эти годы лозы да ивы, и сказала себе, что непременно сплавает туда завтра. Но теперь ноги сами понесли девушку на восток, в сторону ольховых зарослей, к гавани Посыльной Ладьи; ибо запало девушке в душу поглядеть, не увидит ли там какого знамения.
Засим тихонько побрела Заряночка по стёжке вдоль берега, вспоминая, как в прошлый раз бежала по той же тропке со всех ног, и добралась, наконец, до потаённой бухточки и поглядела на воду не без робости. И померещилось ей, что и впрямь видит она ладью на привычном месте; но когда присмотрелась девушка повнимательнее, то убедилась, что от кормы до носа рассохлись доски, и в зазорах плещется вода, и растрескались банки да шпангоуты, так что никогда уже этой ладье не плавать по волнам. И молвила Заряночка тихо: «Выходит, и ты мертва, ровно так же, как и хозяйка твоя? Верно, почуяла ты приближение смертного часа, так же, как и она, когда покинула ты меня на Острове Непрошеного Изобилия?» Но не было ответа девушке, и продолжила она: «Должно ли мне похоронить тебя, как похоронила я твою хозяйку? Нет, этого я делать не стану, разве что ты меня принудишь; похоже на то, что вскорости мало что останется от твоих досок да планок теперь, когда жизнь в тебе иссякла. Пусть дух твой воссоединится с призраком ведьмы, буде на то твоя воля».
Едва произнесла девушка эти слова, заметила она у кормы, что далее всего выдавалась в бухту, какое-то движение. Тут задрожала девушка, и замерло у неё сердце, и ло! – огромная змея, серая в бурых пятнах, косматая и заматерелая, из-под кормы скользнула в воду и скрылась в сумраке ольховых зарослей на противоположном берегу. Постояла немного Заряночка, бледная как полотно и едва живая от страха, а когда снова ощутила силу в ногах, повернулась и поспешила назад на отрадный зелёный луг, позлащённый лучами заходящего солнца. И размышляла девушка по пути, уж не эта ли гнусная тварь – тот самый призрак и дух ладьи, что направлял судно вперёд, напившись крови Посланника.
Засим заторопилась девушка назад к дому, и развела огонь в очаге, и принялась стряпать похлебку себе на ужин. И смотрела она в огонь, размышляя про себя: «Ежели какие бедолаги заплутали в пути, углядят они дым и пойдут сюда, и смогу я порадовать их и едою, и кровом, и утешительной беседой; или, когда опустится на землю ночь, заметят они освещённые окна и поспешат ко мне; так пусть же, невзирая на тёплый вечер, пылает в очаге огонь, пусть горят свечи, словно настал сочельник, и снега намело по пояс, и ветер воет в ветвях». При этих словах разрыдалась Заряночка от тоски по тем, кого любила.
Но вскорости утёрла девушка слёзы, и упрекнула себя за слабость, и отужинала, и затеплила свечу (ибо уже стемнело), и снова уселась у очага, глядя в огонь, и молвила наконец: «Избаловалась я вконец; и кто знает, может, видя мою слабость, нагрянут ко мне призраки. Надо занять чем-то руки».
Тут взор девушки упал на дыры и лохмотья обветшавшего серого рубища, и улыбнулась она не без горечи, вспомнив сверкающий рыцарский доспех, что остался на берегу гнусного разлагающегося острова, и ещё роскошные платья времен Пяти Ремёсел, а также и богатый наряд, что подарили гостье друзья из Замка Обета. И поднялась Заряночка и отыскала иголку с ниткой и остатки зелёной ткани, и сняла она с себя оборванное рубище, и принялась латать да чинить его, и просидела за шитьём едва ли не до полуночи; а там одолел девушку сон. Тогда прилегла Заряночка на постель и крепко заснула и проспала до тех пор, покуда солнце не поднялось высоко над горизонтом. И на этот раз сны её не мучили.
И вот поднялась Заряночка, умылась и утолила голод, а затем занялась скотиной и сделала всё, что нужно, на маслодельне и сыроварне, и бесконечно тянулось для неё время. Но вот, наконец, взяла она в руки лук, перебросила за спину колчан и поспешила к Дубу Встреч; легко несли девушку ножки, а сердце неистово билось в предвкушении великой радости.
Воистину недолго пришлось ей ждать, ибо едва устроилась она под дубом, как из чащи появилась хозяйка леса, ровно так же, как и в первую их встречу, и тут же обняла Заряночку, и расцеловала её, и приласкала. Затем уселись они рядом в тени огромного дерева, и лесная матушка до небес расхвалила вновь обретённую подругу, хотя и в немногих словах, простых и искренних, а Заряночка расплакалась от счастья.
Наконец заговорила Заряночка: «Лесная матушка, дорогая моя, вот гляжусь я в твоё лицо и вижу, что ничуть ты не переменилась: напоминаешь ты мне ту Заряночку, что повстречалась с тобою здесь много лет назад, упорхнув из Обители Неволи, словно пташка с привязанной к ножке бечёвкой».
Улыбнулась ей Абундия и молвила: «Да, так уж сложилось, что теперь выглядишь ты старше меня. Тело твоё налилось и округлилось, руки твои и ноги оформились и похорошели, а кожа сделалась холёной да гладкой; пышным цветом расцвела твоя красота, как мне и грезилось все эти годы, вот только лицо твоё кажется мудрее и печальнее, нежели разумно было бы ожидать». – «Матушка, – отозвалась Заряночка, – я кажусь старше своих лет, ибо познала я и радость, и горе, и горе, и радость, и снова горе; а теперь минули годы, и горе осталось, а радость сгинула без следа, вот только тебе я радуюсь и встрече нашей, о которой я так часто задумывалась».
Отвечала лесная матушка: «Сдаётся мне, кабы выслушала я твою историю, так, надо думать, охотно купила бы твою радость ценою твоего горя – и того, что было, и того, что ещё придёт. А теперь попрошу я тебя, нимало не откладывая, рассказать мне о своей жизни, сколько сможешь; а мне, твоему второму «я», ты можешь рассказывать всё. И, более того, знаю я, что не говорила ты обо мне никому из тех, с кем повстречалась в миру с тех пор, как мы в последний раз были вместе; разве нет?» – «Воистину, и в самом деле так», – отвечала Заряночка. Некоторое время Абундия пристально разглядывала её, а затем молвила: «Вот что нахожу я в тебе: хотя и зовёшь ты меня по-прежнему лесною матушкой, однако более не дочь ты мне, как была прежде, и я тебе не мать; и не знаю я, радоваться тому или огорчаться, ибо ты по-прежнему друг мне, ровно так же, как и встарь. Но весьма довольна я, что ни одной живой душе ты обо мне не рассказала».