Рядом с домом стояла его «Ауди». Он сел в машину, привычнокивнул охраннику, выруливая со стоянки. Он еще должен был успеть нателевидение, чтобы посмотреть материалы своего последнего интервью с известнымбизнесменом, которого он в течение почти двух часов всячески третировал иоскорблял. Бизнесмен был полным, импозантным человеком лет сорока пяти, к томуже «кавказской национальности», и представлял отличный объект дляиздевательств. Он покорно терпел нападки Капустина, вздыхал, мычал, отделывалсяодносложными высказываниями. К тому же он говорил по-русски с ощутимымакцентом, и Капустин сумел сделать из своего героя мифический персонаж«инородца», виновного во всех современных бедах россиян.

Теперь он с удовольствием предвкушал монтаж передачи и еепоказ по телевидению в самое удобное для зрителей время. Он не сомневался, чтопередача получится. Слишком сильно и зло он бил банкира, который несколько разглупо подставился под его наглые и каверзные вопросы.

Банкир знал, что передача может получиться достаточно остройи неприятной, но сознательно шел на этот разговор. Как и большинство других«жертв» Капустина, он считал, что сумеет противопоставить агрессивной наглоститележурналиста свою собственную позицию, уверенно парируя выпады в свой адрес.Это была типичная ошибка, которую делало большинство несчастных «жертв» ПавлаКапустина.

Неистребимое тщеславие, обуревавшее всех известных людей,побуждало их принимать предложение Капустина и автоматически попадаться в тоткапкан, в который они загоняли сами себя. Им казалось, что плюсы от известнойпередачи в сочетании с широкой рекламой гораздо важнее, чем некоторые мелкиеуколы журналиста. Большинство не понимало, что служит всего-навсего фоном дляотработки агрессивных вопросов Капустина. И именно поэтому его передачиполучались такими интересными и злободневными. Каждый из его собеседников,поначалу уверенно парирующий вопросы журналиста, обычно к концу беседы сникал ипропускал сильные удары.

По спортивной терминологии Капустин был очень сильнымбоксером-стайером, который выматывал соперников в первых раундах, а затемнаносил сокрушительные удары, когда они уже не могли стоять на ногах и темболее «держать удар».

На телевидении царила привычная суета, когда он приехалтуда. Почти готовый материал ему понравился. Он обращал внимание только наосновные моменты передачи, пропуская все остальное. Детали были не столь важны,важен был сам дух, ощутимая энергетика.

— Слава, — позвал он своего помощника, — вопрос, как онотносится к налоговой полиции, и его ответ нужно поставить в самый конец. Этодолжен быть гвоздь всей передачи, ее идейный стержень. Понимаешь? Сколько бы мыни рассуждали о праве и законности, у нас ничего не получится, пока есть такиебанкиры, как он. Давай еще раз мой вопрос.

Камера показала крупного человека, обильно потевшего инервничающего. И подтянутого, улыбающегося Капустина, который спрашивал сосвоей невыразимо подлой интонацией:

— И как вы относитесь к налоговой полиции?

— Я их ненавижу! — рявкнул доведенный до крайности банкир.

— Вы считаете, что налоги платить не обязательно?

— Они бандиты, самые настоящие бандиты, — убежденно сказалбанкир, — выколачивают деньги из работающих банков, считая, что им всепозволено.

— Стоп! — крикнул Капустин. — Это хорошо. Только уберите егопоследние четыре слова. Пусть останется насчет «выколачивания денег». Остальноене нужно.

— Все понял, — кивнул Слава.

Павел поднялся, посмотрев на часы. Опаздывать было нельзя, адо назначенного времени оставалось около получаса.

— Вечером посмотрю еще раз, — сказал он Славе на прощание, —не забудь вырезать, что я тебе сказал.

— У нас есть один хороший кадр, — уже в коридоре догнал егоСлава, — в один из моментов, когда вы с ним разговаривали, он незаметно сжалкулаки, а мы это засняли. Можно пустить эти кадры как раз в тот момент, когдаон говорит о своей ненависти к налоговой полиции.

— Прекрасно, — обрадовался Капустин. — При монтаже можетполучиться очень неплохая сцена. Зрители любят такое.

— Где он говорит о своей семье, оставить? — спросил Слава.

Банкир, как и многие его сородичи, был образцовым семьяниноми очень долго рассказывал о своей семье, о своих родителях, о супруге, о детях.Он не стеснялся признаваться в огромном уважении к своим родителям и чувствеблагодарности к супруге, воспитывающей их детей.

— Уберите, — распорядился Капустин, — это ненужнаясентиментальность. Мы испортим цельный образ. Я леплю из него настоящегокровососа, а ты хочешь сделать из него ангела. Убери все кадры, все до единого,где он говорит о своей семье.

— Я понял, — побежал к себе Слава.

На этот раз Павел сел в автомобиль, уже чувствуя себягораздо лучше. Он вообще любил свою работу, это был своего рода наркотик,эффективнее приводивший его в нормальное рабочее состояние, чем любая выпивка.

К офису известной всей стране компании он подъехал безпятнадцати двенадцать. Оставив машину на охраняемой стоянке перед зданием, онвошел в вестибюль. Здесь все поражало роскошью и великолепием. Здание былопостроено уже в девяностые годы и отличалось продуманностью планировки иотделки.

На первом этаже его встретила эффектная молодая женщина,специально ожидавшая его приезда. Она была не просто красива, она была оченькрасива. В темном строгом костюме, в темных колготках, коротко подстриженнаякрасавица сухо улыбнулась журналисту. Павел невольно облизнул губы, улыбаясьей. Он привык к восторженным вздохам своих поклонниц.

Но на женщину он, кажется, не производил никакоговпечатления. Она дежурно улыбнулась ему, кивнула охранникам, показывая напосетителя, которые пропустили его, они были предупреждены. Женщина пригласилаПавла следовать за собой и пошла к лифтам в глубине здания. Павел поспешил заней, невольно отмечая грациозность ее походки.

— Вы давно здесь работаете? — Он улыбался от предвкушенияинтересной встречи.

— Достаточно давно, — сказала она не оборачиваясь.

— Наверно, здесь интересно? — допытывался он, ужепредставляя, как дальше пойдет их разговор.

— Как везде, — сухо ответила женщина.

— А вам самой нравится?

— Это моя работа, — по-прежнему коротко ответила она.

— Скучно живете. — Он решил не обращать внимания на еесдержанность. Возможно, что на людях она держится несколько скованно, а вкабине лифта будет совсем другой.

Она вошла в кабину первой. Он прошел следом, по-прежнемуулыбаясь.

— А вы никогда не бывали на телевидении? — Его улыбка недолжна была оставить сомнений, что женщина его заинтересовала.