Несмотря на принесенный фонарик, операция спасениязатянулась. Сначала лежавшая без сна Мила услышала сдавленный шепот. Потом позанавескам скользнул луч фонарика. Она резко отбросила одеяло и встала накровати на четвереньках, прислушиваясь, словно собака. Снаружи кто-то был. Незная, куда кидаться, она заметалась по комнате, потом схватила со столаоставленную Ольгой записку и дрожащими пальцами набрала номер телефона частногодетектива, который жил наверху.

Поскольку частный детектив в этот момент висел на веревочнойлестнице, а Борис тянул его изо всех сил наверх, на звонок никто не ответил.Тогда Мила набрала номер мобильного телефона. Мобильный телефон Глубокова былприцеплен к поясу его штанов.

Через минуту он пронзительно заверещал. Константиннедопустимо громко выругался и, извернувшись, прижал трубку к уху.

— Алло! — трагическим полущепотом ответил он.

— Это ваша новая клиентка! — тоже полушепотомначала Мила. — Моя фамилия Лютикова. Вы сказали, вам можно позвонить, есличто.

— Ну?

— Так вот. Ко мне лезут.

— Кто?

— Я не знаю. Я слышу, как они возятся и ругаются матом.

— Заранее не паникуйте, — проскрипел Константин.

— А вы сейчас где? — трагическим голосом спросилаМила. — Далеко от меня?

— Не так чтобы очень, — признался тот и дрыгнултуловищем.

Борис перевесился через перила и зашикал на него:

— С кем ты там разговариваешь? Нашел время! Она тебяуслышит! И подожми левую ногу. Если она выглянет в окно, то увидит твойботинок.

Константин согнул коленки и натужным голосом сообщил:

— Вы, главное, к окнам не подходите, я скоро буду!

После этого заявления он мешком свалился вниз, прямо подбалконную дверь Лютиковой. Покряхтев и подержавшись за поясницу, Константинпостучал в стекло и громко сказал:

— Все в порядке! Это я, Глубо… Глубоководный! Можетеоткрывать.

Мила отодвинула штору, и в свете фонарей, натыканных вдольулицы, он увидел ее лицо. Лицо было таким же белым, как луна над головой, истранно застывшим. «Эк она испугалась, — подумал Константин. — Можетбыть, от страха сейчас расскажет мне что-нибудь стоящее».

Когда Мила открыла дверь, он протиснулся мимо нее в темнуюкомнату и шепотом приказал:

— Включите-ка свет.

— Кто там лазил? — тоже шепотом спросила Мила,зажигая торшер.

На ней была застиранная трикотажная пижама, волосы на головестояли дыбом, как трава для попугаев, выращенная в цветочном горшке.

— Спокойствие. Это были рабочие. Они поправлялителевизионную антенну наверху.

— Но почему после полуночи?!

— Ну, понимаете ли… Когда они ходят по крыше, из-подног сыплются камушки, мелкий мусор. — Он подумал и добавил:

— Голубиный помет…

— И что?

— Как что? Страдают ни в чем не повинные прохожие.Прохожие пишут жалобы. Разве вам хотелось бы отправиться на службу или в гостис голубиным пометом на голове?

— Послушайте… э-э-э…

— Константин, — подсказал тот.

— Послушайте, Константин! У меня к вам предложение. Несогласились бы вы провести со мной ночь?

Лицо Глубокова вытянулось, и он повернул к Миле левое ухо,опасаясь, что плохо расслышал.

— Простите?

— За деньги, — поспешно добавила она.

Глубоков кашлянул и стеснению сказал:

— Вообще-то я не по этой части.

— Я понимаю, — кивнула Мила, имея в виду; что онсыщик, а не охранник. — Но войдите же в мое положение… Я одна. Почтиразведена. В квартире так пусто, так… одиноко.

Сильно стукнувшийся о балкон Глубоков, который нравился всемженщинам без разбору, тотчас решил, что Мила — очередная жертва его обаяния.Любую другую он сразу послал бы подальше, но в этой даме был чертовски заинтересован.

— Ну, хорошо, — сказал он, прикидывая, каксогласиться и при этом избежать неловкости.

— Во сколько мне это обойдется? — униженноспросила Мила.

— В сто рублей. — Тариф выскочил из Глубокова самсобой.

— Благодарю вас!

— И еще мне хотелось бы чашечку чаю.

Вспыхнувшая от радости Мила пошлепала на кухню и загремелатам посудой. Глубоков тем временем проворно разделся и полез в кровать, мелькомглянув на себя в большое зеркало. Поджарый торс умеренной волосатостидействительно был хорош. Плечи широкие, рельефные мускулы, сохранившийся с летазагар. В первый раз он продавал всю эту красоту за деньги. Константин подарилсвоему отражению кривую ухмылку и натянул одеяло до подмышек.

Когда Мила вошла в комнату и увидела Глубокова, возлежащегона подушках в ее кровати, чашечка с чаем едва не выпрыгнула у нее из рук.Только тут она сообразила, что сама сделала ему в высшей степени неприличноепредложение. По крайней мере, было ясно, что именно так он его расценил. ЛицоМилы мгновенно стало пунцовым. Она понятия не имела, как выйти из сложившейсяситуации. Глубоков тем временем с охотой принялся за чай, который Милапоставила на тумбочку.

— А знаете что? — внезапно предложила она. —Давайте выпьем водки!

«Напоить его — и дело с концом!» Запасы спиртного у неевсегда были с избытком. Сама Мила пила редко, но все ее гости трудолюбивостаскивали в дом бутылки, словно муравьи сосновые иголки.

— А давайте! — немного помолчав, согласилсяКонстантин. Роль продажного мужчины была для него новой и странно тревожила.«Если клиентка налижется, мне будет не так стыдно», — подумал он про себя.

Борис Глубоков, единолично отвязавший веревочную лестницу отперил, уже часа два дремал в кресле, когда снизу до его рассеянного слуха,донеслось нестройное пение. Борис широко открыл глаза и напряженно вслушался.Хор состоял из двух исполнителей и явно не нуждался в музыкальномсопровождении. «Мы выпьем до дна бутылку вина, моя дорога-а-я! Останься сомной, цыпленочек мой, ведь ночь-то кака-а-я!» — «Да уж, вином тут дело необошлось, — подумал Борис. — Хорош, ничего не скажешь! Интересно,много ли он узнал?»

На нетрезвый взгляд Константина, он узнал массу интересныхвещей. Например, то, что Мила Лютикова два года назад изменила мужу. Разгорелсястрастный роман, который окончился внезапно и беспричинно и оставил после себятрогательное чувство, похожее на ностальгию. Новый мужчина у нее появилсятолько тогда, когда они с Ореховым разъехались. Еще Константин узнал ееближайшие творческие планы, над которыми они вместе похохотали, и прокритическое отношение к мужу сестры. Правда, даже пьяная, Мила не открыла«милейшему частному сыщику» всю правду про Гуркина. Она продолжала настаивать,что это ее настоящий сердечный друг.