Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я позвоню, – пообещал он и поцеловал Уши на прощание.
Друзья понимали, что Адам скоро забудет рыжеволосуюкрасавицу и через год им уже придется ему напоминать об этой девчушке, если,конечно, возникнет желание.
– Когда? – спросила Уши с надеждой, усаживаясь вмашину. – Сегодня ты будешь на дискотеке?
– Подозреваю, мы сегодня снимаемся с якоря, –сообщил он, игнорируя первый вопрос.
Она дала ему свой телефон на виллу и сказала, что пробудеттам до конца августа. Потом вернется в Мюнхен к родителям. Адрес в Германиитоже оставила – после того, как он сказал, что иногда там бывает по деламслужбы. Уши, как она им сказала, было двадцать два года и она училась воФранкфурте на медицинском.
– Если останемся – я приду на дискотеку. – Адамстарался по возможности не лгать женщинам, с которыми спал, чтобы не создаватьу них иллюзий. Впрочем, насчет Уши он был спокоен. Она подцепила кавалера натанцах, провела с ним ночь, прекрасно сознавая, что навряд ли с ним ещекогда-либо увидится. Оба знали правила игры.
Адам поцеловал ее на прощание, и она на секунду к немуприжалась.
– Пока. Спасибо тебе, – мечтательно проговориладевушка, и он поцеловал ее еще раз.
– Это тебе спасибо, милая, – шепнул Адам, закрываядверцу машины.
– Приятный сюрприз, – с улыбкой сказал Чарли,когда Адам присоединился к ним. – Люблю, когда у нас за завтраком гости,особенно такие хорошенькие. Как думаешь, не поспешить ли нам отсюда, пока ееродители не явились с дробовиком по твою душу?
– Надеюсь, что нет, – хмыкнул Адам, весьмадовольный собой. Ему нравилось иногда превратить яхту Чарли в местоувеселений. – Ей двадцать два года, и, кроме того, она учится на медика. Яу нее не первый. – Правда, он готов был согласиться, что выглядит Ушизначительно моложе своих лет.
– Ты меня разочаровал, – рассмеялся Чарли ираскурил сигару. Летом, на яхте, он иногда позволял себе это удовольствие иутром. Что им всем определенно нравилось в их жизни, так это то, что, вопрекинакатывающему временами одиночеству, они всегда были сами себе хозяева. В этоми заключалось главное преимущество холостяцкой жизни. Можно есть не по часам, акогда голоден, одеваться как заблагорассудится, пить, сколько захочешь, ипроводить время, с кем тебе нравится. Есть только ты и твои друзья, и все троесчитали такую ситуацию оптимальной. – Может, найдем тебе девственницу вследующем порту? Хотя боюсь, что здесь их уже днем с огнем не сыщешь.
– Очень смешно! – Адам ухмыльнулся, гордый своейвчерашней победой. – Ты просто завидуешь. А кстати, где собираемсяпричалить? – Адаму нравилась возможность перемещаться с места на место, неменяя своей каюты и привычного комфорта. Можно купаться в роскоши, планироватьсвою поездку, как вздумается, меняя эти планы по малейшей прихоти, и каждуюсекунду к твоим услугам вышколенная команда.
– А вы бы где хотели? – спросил Чарли, обращаясь кобоим приятелям. – Я предлагаю Монако или Портофино.
После некоторого обсуждения решили начать с Монако, а вПортофино пойти потом. Монте-Карло находилось совсем рядом, в двух часах отСен-Тропе, а Портофино – подальше, часов восемь хода. Как Чарли и предполагал,Грей был согласен с любым вариантом, а Адам хотел непременно отметиться вказино.
Сразу после обеда, состоявшего из роскошного шведского столас морепродуктами, они снялись с якоря. Немного поплавали, после чего тронулисьв путь. До самого Монако друзья нежились в шезлонгах на палубе. К моментуприбытия все трое крепко спали. Капитан снайперски пришвартовал яхту к причалу,с помощью кранцев амортизируя возможные удары других яхт. Порт Монте-Карло, каквсегда, был забит большими яхтами, так что «Голубая луна» не казалась здесьогромной.
В шесть часов Чарли проснулся, огляделся и перевел взгляд надрузей – оба продолжали спать крепким сном. Чарли принял душ и переоделся, а всемь проснулись и Грей с Адамом. После вчерашних подвигов Адам был немногоутомлен, но к ужину все трое уже были в отличной форме.
Старший стюард вызвал такси и зарезервировал столик в«Людовике XV», где обстановка и посетители диктовали более строгие требования кодежде. По этому случаю все трое облачились в пиджаки и галстуки. Чарли наделкремовый льняной костюм с рубашкой того же цвета, а Адам – белые джинсы сблейзером и мокасины крокодиловой кожи на босу ногу. Грей обрядился в голубуюрубашку, слаксы цвета хаки и допотопный блейзер с красным галстуком. Из-заседины он выглядел старше своих друзей, правда, в его облике было нечтоэкстравагантно-бунтарское. Как бы ни был одет Грей, в нем безошибочноугадывался художник. За ужином он оживленно жестикулировал, рассказывая друзьямистории из своей юности. Например, поведал о том, как недолгое время жил наАмазонке. Рассказ получился довольно забавным, но тогда для него, мальчишки,это был сущий кошмар. Его сверстники ходили в школу, катались на велосипедах,подрабатывали доставкой газет, бегали в школу на танцы. Он же бедствовал тосреди индийской бедноты, то в буддистском монастыре в Непале, то с бразильскимитуземцами и изучал наставления Далай-Ламы. Он был фактически лишен детства.
– Что мне вам сказать? Родители у меня были не в себе. Затоскучать не приходилось. – При этих словах Адаму подумалось, что его-тодетство как раз протекало до тошноты скучно и обыденно, и ничто в его жизни наЛонг-Айленде не могло сравниться с тем, о чем рассказывал Грей. А Чарли о своемдетстве вспоминал редко. Поначалу все было предсказуемо, респектабельно итрадиционно – до момента гибели родителей. Дальше пошла черная полоса. А когдапятью годами позже умерла его сестра, Чарли совсем потерял вкус к жизни. Онговорил об этом только со своим психотерапевтом и никогда с посторонними. Умомон понимал, что, пока не случилась беда, в его жизни было немало радости, но онэтого словно и не помнил, а вот все несчастья сохранились в памяти отчетливо.Лучше думать о сегодняшнем дне, а воспоминания оставить для консультаций. Нодаже под нажимом психотерапевта они давались ему с трудом и всякий разповергали в отчаяние. Никакими утешениями и земными благами невозможнокомпенсировать утрату самых дорогих его сердцу людей – а вместе с ними исемейной жизни. И как бы он ни старался, воссоздать ее он был не в силах.Казалось, он навсегда лишился стабильности и уверенности, какую дает семья, азаодно и способности создать с кем-то такой же союз близких душ. Сейчас самыеблизкие отношения у него были только с этими двумя приятелями, и больше ничегопохожего на душевную близость он не испытывал за все двадцать пять лет,прошедших после смерти сестры. Тогда, двадцать пять лет назад, Чарли оказалсябесконечно одинок, без тепла, заботы и любви близких. Сейчас, слава богу, унего есть два надежных друга. И он знал, что они его всегда поддержат – точнотак же, как он поддержит их. Для каждого из них это было великое утешение. Ихобъединяла крепкая мужская дружба, полное доверие и взаимная симпатия, а этоуже немало.
Они долго сидели за кофе с сигарами, Адам и Грейрассказывали о своих детских годах. Чарли с интересом отмечал про себя,насколько по-разному они воспринимают одни и те же вещи. Грей давно смирился стем фактом, что его приемные отец и мать были чудаковатыми эгоистами, а соответственно– никуд??шными родителями. И настоящего дома у Грея не было. Родители кочевалипо свету, вечно в исканиях, неизменно бесплодных. А к тому времени, как ониосели в Нью-Мехико и усыновили еще одного ребенка, Боя, Грей уже давно жилсвоей жизнью. Он виделся с Боем, когда изредка появлялся дома, но опасалсяпривязанности. Он не хотел, чтобы что-нибудь в жизни объединяло его сродителями. В последний раз он виделся с Боем на похоронах родителей, послечего прервал с ним связь. Порой из-за этого его мучила совесть, но он вычеркнулиз своей жизни всякие напоминания о своей непутевой семье. Само это слово –«семья» – для него ассоциировалось со страданиями. Иногда он задавал себевопрос, что стало с Боем после смерти родителей. До сих пор Грею удавалось подавлятьв себе порывы отыскать брата и взять на себя ответственность за него.Когда-нибудь он, может, и разыщет его, но не теперь. А может, этого и вообще неслучится. И останется этот мальчик только в его воспоминаниях как славный идобрый ребенок.