потом.

Дафнис

Клянусь богами, нет! лишь были б мы вдвоем,

Охотно жизнь мою тебе принес бы в дань я.

Наис

Ах, Дафнис, пощади... Молю, свой гнев умерь,

Диана...

Дафнис

Не страшись. Амур за нас, поверь.

Наис

Что сделал ты, злодей?

Дафнис

Скрепил я обещанье.

Наис

Я девой в лес вошла, любезною Диане.

Дафнис

Супругой милою ты будешь мне теперь.

<2>

ФРАГМЕНТ

...............................................

Хромида юного зову, приди, любимый;

Бела я и стройна, с Дианой мы сравнимы

По гордости, красе. Когда в вечерний час

Иду я, пастухи с меня не сводят глаз,

Как будто с божества, мой ловят взор напрасно

И тихо говорят: ”О, как она прекрасна!

Неэра, не стреми свой путь по лону вод,

Богиней можешь стать, и будет мореход

Храним, когда гроза бушует все сильнее,

Неэрой белою и белой Галатеей”.[164]

<3>

СЛЕПЕЦ

“Бог с луком золотым, услышь мои моленья!

Кларосский Аполлон,[165] я б умер, без сомненья,

Когда б не направлял ты мой незримый путь!” —

Так произнес слепец и, вздохом полня грудь,

Добрел до рощицы; на камень, отдыхая,

Присел. Три пастуха — из этого же края —

Сбежались, слыша лай собак сторожевых,

Что здесь невдалеке хранили стадо их.

Лишенного всех сил, усталого, больного

10 От разъяренных псов они спасли слепого

И говорили так, в сторонке, меж собой:

“Что это за старик, беспомощный, больной?

Не с неба ль он сошел, где боги обитают?

Горды его черты. А с пояса свисает

Кифара. И когда он говорит, ему

Лес, небо и волна внимают одному”.

Старик прислушался и, узнавая звуки

Шагов, к ним протянул, смущенья полный, руки.

“Не бойся, путник нас! — пастух сказал в ответ. —

20 Хотя ты телом слаб и в рубище одет,

Ты, без сомненья, бог — таким в своем обличье

И в старости своей ты наделен величьем.

Но если смертный ты — доверься смело нам.

Волною принесен ты к нашим берегам,

А мы всегда добры к настигнутым бедою.

Не полно милости даруются судьбою:

Твой голос горд и чист — он дар богов прямой,

Зато ты огражден от света слепотой.

“О дети (слыша вас, я знаю, что вы дети)!

30 Вы рассудительны, разумны речи эти,

Но осторожен тот, кто нищетой сражен.

Всегда насмешки ждет или коварства он.

Нет, сравнивать меня вы не должны с богами;

Морщины, седина, болезнь — судите сами —

Таким ли божество является для глаз?

Я смертный, как и вы, но я несчастней вас.

Коль есть еще бедняк, который столь бездомен,

Ему лишь одному, наверно, я подобен.

Хотя, как Томирис, не спорил с Фебом я[166]

40 О том, что струн его прекрасней песнь моя,

Хоть не был обречен я Эвмениде черной,

Как некогда Эдип за свой удар позорный,

Небовластители на долю дали мне

Лохмотья, слепоту и жизнь в чужой стране”.

“Возьми! Тебе наш дар, наверно, будет нужен!” —

Сказали пастухи и что с собой на ужин

Забрали в козий мех, чья шерсть черна, тонка,

Все разом ссыпали в колени старика:

Пшеничный чистый хлеб, созревшие оливы,

50 В плетенке свежий сыр, миндаль, инжир и сливы.

И псу-поводырю, что, вымокший, прилег

К коленям старика, оставили кусок.

Он, сброшен с палубы, за быстрой плыл ладьею

И к берегу прибит был тою же волною.

“Винить свою судьбу не вечно нужно нам.

Я благодарность шлю Юпитера сынам.

Отец и мать должны всегда гордиться вами.

Позвольте ж старику ощупать вас перстами.

Они — мои глаза. В вас столько есть души,

60 По вашим голосам сужу — вы хороши,

В вас столько доброты с изяществом врожденным.

Могу сравнить ваш стан я с пальмою Латоны,[167]

Которую в былом я некогда видал.

К святому Делосу однажды я пристал,

И там пред алтарем, у храма Аполлона

Она, дитя небес, стояла вознесенной.

Вы, как она, свежи, щедры и высоки —

И вашу доброту запомнят бедняки.

Ведь старшему из вас едва тринадцать било.

70 Когда еще вас мать на свет производила,

Я был почти старик. Садись сюда со мной

Ты, самый старший. Я откроюсь пред тобой.

Будь добрым к старику!”

“О старец благородный,

Как ты сюда попал? Ведь вал морской свободно

Шумит со всех сторон у нас в родном краю”.

“Купцами из Симэ[168] был принят я в ладью —

Карийских берегов[169] бежал я, чтоб увидеть

Страну, где уж никто не мог меня обидеть.

Искал я лучших дней и добрых я богов —

80 Надежду человек всегда питать готов.

Но я не мог платить и кормчим столь бесчестно

На берег высажен в стране, мне неизвестной”.

“О старец благостный! Ужель ты им не пел?

Ты б песней мог смягчить свой горестный удел”.

“Нет, дети! Соловей, чье пенье так прекрасно,

Задобрить коршуна старался бы напрасно.

Скупцам и богачам, исполненным вражды,

Таланта не понять; они ему чужды.

Вот с этим посохом скользящею тропою

90 Один, в молчаньи брел я тихо вдоль прибоя

И слушал издали блеянье чьих-то стад,

Что колокольчиком пастушеским звенят.

Потом я лиру взял, и эти струны сами

Душе откликнулись под слабыми перстами.