— Ах, если б родился у нас ребенок! — Но детей у них все не было и не было.

Вот случилось однажды, что королева сидела в купальне, и вылезла из воды на берег лягушка и говорит ей:

— Твое желанье исполнится: не пройдет и года, как родишь ты на свет дочь[145].

Слова лягушки о том, что не пройдет и года, как ребенок королевы появится на свет, свидетельствуют о том, что время ожидания примерно равняется девяти месяцам беременности. Заметим также, что королева находилась в купальне. Все это позволяет предположить, что зачатие произошло в тот момент, когда лягушка явилась к королеве. (В сказках лягушка часто символизирует соитие; причины этого будут рассматриваться ниже, в связи со сказкой «Королевич-лягушка».)

Итак, родители долго ждут ребенка — и вот он наконец появляется на свет. Здесь кроется намек на то, что не нужно спешить, когда дело касается секса: даже если придется долго ждать, в итоге все чаяния сбудутся.

Пожелания добрых фей при крещении практически не имеют отношения к сюжету — за исключением того, что они контрастируют с проклятием злой волшебницы, которая чувствует себя оскорбленной. Примем во внимание, что в разных вариантах сказки у разных народов число фей неодинаково: то три, то восемь, то тринадцать[146]. Дары, которыми наделяют новорожденную феи, также меняются от сказки к сказке, тогда как проклятие остается одним и тем же: принцесса (в сказке братьев Гримм — в возрасте пятнадцати лет) уколет палец веретеном и от этого умрет. Доброй фее, которая произносит пожелание последней, удается заменить грозящую принцессе смерть на столетний сон. За всем этим стоит идея, напоминающая идею «Белоснежки»: в завершение детства наступает период, когда взрослеющего ребенка охватывает пассивность, сходная со смертью. Это время роста и подготовительной работы к пробуждению; когда он заканчивается, индивид просыпается зрелым, готовым к союзу с лицом другого пола. Необходимо подчеркнуть, что в сказках этот союз в равной мере означает единство мыслей и душ и половые отношения.

В прежние времена менструации зачастую начинались по достижении девушкой пятнадцатилетнего возраста. Тринадцать фей в сказке братьев Гримм напоминают о тринадцати месяцах лунного календаря (в древние времена год делился именно таким образом). Эта символика может остаться непонятной тем, кто не знаком с лунным календарем, однако хорошо известно, что менструации, как правило, приходят раз в двадцать восемь дней, что соответствует лунному календарю, а не привычному нам делению года на двенадцать месяцев. Таким образом, общее число фей (двенадцать добрых и одна злая в придачу) в символической форме указывает на то, что роковое проклятие — это намек на менструации.

Обратим внимание на чрезвычайно уместную деталь: поскольку король — мужчина, он не понимает необходимости менструаций и пытается уберечь дочь от рокового кровотечения. Что же касается королевы, то во всех вариантах сказки ее, похоже, не беспокоит предсказание разгневанной феи. В любом случае она понимает, в чем дело, и не пытается помешать тому, что должно произойти. Проклятие связано с прялкой; английское слово distaff означает не только прялку, но и женщину. Французское обозначение прялки у Перро и, соответственно, немецкое у братьев Гримм не имеет такого смысла, но не следует забывать, что до недавнего времени прядение и ткачество считались типично женскими занятиями.

Усилия короля предотвратить проклятие злой феи ни к чему не привели. Запрет пользоваться прялками во всем королевстве не может помешать роковому кровотечению у девушки, когда в пятнадцать лет она достигает пубертата: все происходит так, как предсказывала волшебница. Какие бы меры ни принимал отец, половое созревание дочери неизбежно начнется, когда она окажется готова к нему. Временное отсутствие обоих родителей в тот момент, когда это происходит, свидетельствует о том, что ни отец, ни мать не способны защитить ребенка от различных кризисов роста, которые суждено претерпеть всем человеческим существам до единого.

Став подростком, девочка исследует прежде недоступные ей сферы существования. В качестве их символа выступает маленькая комната, где прядет пряжу старушка. Соответствующий эпизод сказки изобилует фрейдовской символикой. Приближаясь к роковому месту, девушка поднимается по винтовой лестнице: в сновидениях такие лестницы часто символизируют сексуальный опыт. Наверху лестницы она находит дверцу и отпирает ее ключом. Когда она поворачивает ключ, дверь распахивается, и девушка входит в маленькую комнату, где сидит старуха и прядет свою пряжу. Комнатка, запертая на замок, часто символизирует в сновидениях половые органы женщины, тогда как поворот ключа в замке — коитус.

Увидев пожилую женщину с прялкой и веретеном, девушка спрашивает: «Что это за вещица, которая прыгает так весело?» Не требуется сильно развитого воображения, чтобы разглядеть возможный сексуальный смысл образа прялки. Однако, едва девушка прикасается к веретену, она ранит себе палец и погружается в сон.

Основные ассоциации, которые эта сказка порождает в бессознательном ребенка, связаны скорее с менструальным кровотечением, нежели с коитусом. В повседневной речи менструация часто именуется проклятием (заметим, что этот речевой оборот имеет библейское происхождение); причиной кровотечения становится проклятие, исходящее от женщины (феи). Возраст, когда должно сбыться проклятие, — это возраст, когда (по крайней мере, в прошлом) у большинства девушек начинались месячные. Наконец, кровотечение начинается в результате встречи с пожилой женщиной, но не с мужчиной, а, согласно Библии, проклятие наследуется женщиной от женщины[147].

Кровотечение, в том числе менструальное, может оказаться ошеломляющим опытом для юной девушки (как и — на свой лад — для молодого человека), если она не готова к нему в эмоциональном плане. Потрясенная видом внезапно показавшейся крови, принцесса погружается в долгий сон, будучи защищена от всех, кто ищет ее благосклонности, то есть от преждевременных сексуальных контактов, непроходимой стеной из терновника. Если наиболее известный вариант сказки называется «Спящая красавица» и акцент делается на долгом сне героини, то названия других вариантов (например, английское Briar Rose — «Шиповничек»[148]) указывают на защитную стену.

Многие принцы пытаются добраться до Спящей красавицы, прежде чем приходит ее час, но все эти поклонники погибают, растерзанные шипами. Сказка предупреждает и ребенка, и родителей: половое возбуждение, пережитое до того, как сознание и тело окажутся готовы к нему, чревато губительными последствиями. Но когда Спящая красавица в конце концов достигает физической и эмоциональной зрелости и оказывается готова к любви, а с ней и к сексу, и к браку, препятствия, прежде казавшиеся непреодолимыми, исчезают. Терн неожиданно превращается в большие прекрасные цветы, и стена расступается, пропуская принца. Здесь мы наблюдаем ту же идею, что во многих других сказках: «Не тревожься и не пытайся торопить события; когда придет время, неразрешимая проблема разрешится словно сама собой».

Долгий сон прекрасной девушки вызывает и