Ежась от утреннего холода, Таргитай первым вошел в воду,взобрался на плот. Мрак залез последним, до этого обнимались с Конаном, шлепалидруг друга по широким спинам, одинаково бугристым от массы мускулов, что-тоговорили.

Конан вошел в воду, рывком наклонился, ухватился за угловоебревно. Его руки едва ли были тоньше этого бревна, а шары плеч блестели, каккольцевые наплывы столетнего дуба.

Песок под бревнами заскрипел, плот медленно пошел от берега.Конан, покраснев от натуги, толкал с такой силой, что побежал, разбрызгиваяводу, пока не оказался в реке по пояс, лишь тогда выпустил бревно.

Плот быстро пошел от берега Хортицы. Конан поднял надголовой мускулистую руку, грянул мощным голосом:

— Прощайте, други!.. Попутного ветра!

— Прощай, Конан! — закричали Таргитай и Олег водин голос. — Спасибо!!!

Мрак стоял молча, лишь поднял кверху кулак. Плот попал вбыструю струю, пробовал завертеться, но Таргитай удержал руль. Остров с фигуркамиказаков и мощным Конаном начал быстро уменьшаться.

Невры махали руками, пока остров не скрылся из виду. Олегвздохнул, полез в шалаш, куда по приказу Конана сложили провизию, оружие,одеяла, необходимую мелочь.

Мрак подошел к Таргитаю, что держал руль.

— Конан говорил о новом ряде порогов!

— Но он сам велел сбить этот плот.

— А почему, смекаешь?.. На порогах нас просто разотрето камни. Зато на берегу степняки сперва заживо сдерут шкуры, выпустят кишки,будут жечь на медленном огне.

Таргитай зябко передернул плечами:

— Тебе бы только детям баить на ночь. Что тыпредлагаешь?

— Что предложишь? Что совой о пень, что пнем о сову…Возьми к берегу поближе.

— Зачем?

— Когда зачуем пороги, чтобы можно было выкинуться наберег. Не всегда же там киммерийцы?

Покинув Хортицу, они плыли трое суток, почти не выходя наберег. Чем ниже спускались по течению, тем островки попадались чаще, но все —голые, песчаные. Вода несла на них деревья, сучья, мусор, часто невры виделиразбухшие от воды трупы. Олег дрожащим голосом предположил, что это — жертвынаводнения, утопленники, рыбаки-неудачники, но Мрак подвел плот ближе, молчауказал. От выброшенных на берег трупов шло зловоние, раки и пиявки обселиразлагающееся мясо. Олег отвернулся, но Мрак насильно повернул его голову:

— Смотри, волхв, смотри! Вон у того содрана шкура отпяток до темени, а вон у той женщины срезаны… нет, заживо сгрызены груди,разорван живот… Вон у того вырваны фаланги всех пальцев — на руках и ногах.

— Да-да, — сказал Таргитай у руля. — Зверитак не сделают. Отпусти волхва, он и так по ночам кричит!

Мрак выпустил шею волхва из ладони, лицо оборотня былохмурым.

— Пусть знает, что его ждет, если попадется в руки этихнелюдей. А то вроде тебя боится смотреть правде в глаза.

Олег сел на бревна, закрыл лицо ладонями. Плечи еготряслись.

— Идет Великая Охота. Люди охотятся на людей, ктоостанется на земле? Только дикие звери?

— Люди, — буркнул Мрак. — Самые свирепые,самые лютые.

— Люди? — переспросил Таргитай от руля. — Всееще будут зваться людьми?

Мрак долго всматривался в водную ширь, наконец бросилкоротко:

— Бери левее! Там островок.

— Такой же?

— Зеленый, чистенький. Там переночуем.

Таргитай навалился на руль, понуждая плот сдвигаться вбок.Толстое древко задрожало, одолевая мощную струю воды. Мрак привычно проверилсекиру, поправил ножи и натянул на лук новую тетиву.

Островок медленно появился из водяной глади, поплылнавстречу. Таргитай перевел дыхание. Маленький, чистый, зеленый. И как разпосреди реки — незамеченным не подберешься. Во всяком случае, на степняцкихконях, то бишь лошадях.

Вода звонко била в торцы бревен. Островок набегал быстро,под днищем внезапно заскрипел песок, но плот разогнало течением так, что неостановился, пока не уперся в берег. Мрак выпрыгнул, весь взъерошенный, оскаленный,секира наготове, а ноздри бешено раздуваются, собирая запахи.

— Вроде бы тихо, — неуверенно сказал Таргитай сплота.

— То-то и пугает, — огрызнулся Мрак. — Где вэтом проклятом мире есть тишина? Только там, где ждут тебя в засаде.

Островок просматривался весь, если не считать кучки деревьевна той стороне да еще приземистой скалы оранжево-красного камня. Вокруг скалыподнимались яркие, как бабочки, цветы, качали головками. Из-под камняцелеустремленно бежал крохотный ручеек, спешил к реке, спотыкался, прыгал покамешкам, словно та без него пропадет или высохнет.

Таргитай закрепил плот, с удовольствием выбрался на твердуюземлю. Олег уже бегал по острову, гремел котелком, искал место для костра. Отдальних деревьев донесся стук секиры — Мрак готовил дрова.

Солнце медленно опускалось за край, по реке побежалабагровая дорожка. Едва слышно повизгивали странные птицы с узкими острымикрыльями. Они задевали воду в полете, за ними бежала по воде частая рябь.

Таргитай медленно брел вдоль острова, ступая по щиколотку вводе. Впервые за все дни, что покинул Лес, на душе было покойно и мирно.Песчаная коса уперлась в каменистую кручу, он сел на огромный отполированныйволнами камень, вытащил сопилку.

Песня начала рождаться не сразу, но затем, высвободившись измесива писка, хрипа, свиста, пошла литься серебристой струйкой, похожая напризрачную рыбку, что мельтешит в бурном, но чистом ручье.

Играл медленно, на ощупь, но мелодия вычленялась без труда.Когда начал подбирать слова, удивился — складываются сами. Не сразу сообразил,что уже несколько дней прилаживал одно к другому, даже не понимал, чтонеродившаяся песня уже живет, зреет, стучит ножками в чреве сердца.

Он сыграл, прислушался к затихающим звукам. Вырубленосекирой, но — из хорошего дерева, к тому же вырублено неплохо. Тронуть острымножичком, подскоблить, заострить слова в концовке, сгладить в середке…

Песня удалась, он чуял, и сыграл дважды, проверяя на разныеголоса. Для сравнения спел три последние песни, что сложил в пути, придирчивосопоставил, подчистил, убрал лишние слова — умному достаточно и без них.

Наконец отнял сопилку от губ, прислушиваясь к последнемутаящему звуку в теплом вечернем воздухе.

Сзади легонько вздохнуло. Таргитай в страхе обернулся,выронив сопилку, а ладонь безуспешно щупала на поясе секиру.

В трех шагах сзади сидела на высоком пне молодая женщина.Голова была открыта, длинные золотистые волосы струились по плечам, падали навысокую грудь. Лицо было бледным, нетронутое солнцем, а глаза огромные, зеленые.