В обоих вариантах целью войны не являлся распад Османской империи. Война понималась лишь как средство принуждения турецкого правительства к принятию мирного плана великих держав. Но самое интересное в другом: если в первом варианте средство «побуждения султана к миру» ограничивалось занятием Болгарии, то во втором оно уже распространялось и на Константинополь! А это — черноморские проливы! Это — надлом всей европейской геополитической картины, всей системы столь любимого Горчаковым европейского равновесия. Это — разбуженные вековые страхи Британской империи. Это еще черт знает что. Это — возможность новой большой войны, наконец! Для этого требовалась огромная политическая воля, которая в то время о себе в России явно не заявляла. Но не станем забывать, как часто в мировой истории упорно реализуемое средство, особенно в периоды острых кризисов и войн, превращалось в цель.

На самом деле между этими двумя вариантами противоречие лишь формальное. Нет сомнений, что на совещании 3 (15) октября 1876 г. высказывались разнообразные суждения по вариантам действий русской армии, ответным мерам противника, возможным сценариям развития событий в России, на Балканах и в Европе в целом. Но окончательного решения, чем же все-таки ограничиться в качестве залога — Болгарией или Константинополем, принято не было. Это было одно из первых совещаний высших лиц государства на тему предстоящей войны. И поэтому, естественно, на нем было много недосказанного и окончательно неопределенного. Это прежде всего относилось к степени решительности военного давления на Турцию.

Если завтра война… Горчакова в этом сценарии волновал, главным образом, контекст «европейского концерта»: что скажут и как поведут себя Англия, Австро-Венгрия и Германия? Если в планах канцлера оккупации Болгарии было достаточно для выдавливания из турок реальных реформ, то Игнатьев мог высказываться гораздо решительнее. А вот Рейтерна волновало состояние государственных финансов, которое только бы ухудшилось в условиях войны. А Милютина?.. Впрочем, о военных чуть позже.

Проблема войны сразу же распадалась на несколько частей как минимум в трех сферах: дипломатической, финансово-организационной и собственно военной (планирование, организация и проведение боевых операций). И все эти части надо было увязать. А увязывались они весьма трудно. И если логика Горчакова была созвучна логике Рейтерна, то логика самой войны могла им резко противоречить.

Но все же не будем упускать главного: речь о захвате Константинополя и проливов, об отторжении их от Турции со всеми вытекающими отсюда последствиями в качестве самостоятельных целей войны на совещании 3 (15) октября 1876 г. не шла. Не нужен нам берег турецкий! Свобода славян нам нужна?

Тем временем в Лондоне судьба турецких берегов вызывала все большую тревогу. На Балканах идет война, Россия явно готовится вцепиться в Турцию, но при этом не выходит на откровенный разговор о своих притязаниях на Востоке. Под маской славянского заступничества в российской столице могут замыслить самые нежелательные для Англии планы. Следовательно, надо торопиться с обеспечением собственных интересов. Примерно так осенью 1876 г. размышлял Биконсфилд. А к вопросу гарантий (залогов) обеспечения британских интересов премьер-министр подходил весьма решительно. 17 (29) сентября он писал Дерби:

Вот так — ни много ни мало «занять Константинополь», да еще «при согласии Порты». Английский премьер тоже мог высоко вознестись над реальностью.

Тем не менее осенью 1876 г. военный атташе в Лондоне генерал-майор А. П. Горлов в ряде донесений военному министру указывал, что в Англии ведется подготовка к формированию экспедиционных сил в составе двух корпусов общей численностью 60–70 тысяч человек. «…Отряд этот, — писал Горлов, — назначается для отправления в Константинополь, и, следовательно, прежние предположения о высадке войск в Египте теперь изменены»[579].

Осенью 1876 г. в Турцию была направлена военная миссия, возглавляемая полковником департамента разведки Форин офиса Робертом Хоумом. Официально миссия должна была заниматься оказанием помощи туркам в проведении оборонительных работ. Но ее секретное назначение состояло в сборе сведений для определения наиболее приемлемых мест английской оккупации в зоне проливов.

В то же время, 9 (21) октября, Биконсфилд говорил Дерби:

Из анализа фактов британской активности, естественно, рождался вопрос: с какой целью? Для военного противодействия России в зоне проливов или же захвата турецких территорий в удобный для этого момент? Такое разделение вопроса было вовсе не надуманным, а имело принципиальное значение для выработки адекватной политической линии по отношению к Великобритании. Нетрудно было заметить, что воевать с Россией в зоне проливов двумя армейскими корпусами было просто несерьезно, а вот ухватить с их помощью какой-нибудь лакомый кусок разваливающейся империи Османов — это задача была вполне им по плечу. Военного столкновения с Англией в Петербурге всячески хотели избежать, следовательно, с лондонским кабинетом надо было торговаться, учитывая его территориальные притязания в Восточном Средиземноморье.

12 (24) октября 1876 г. из Ливадии поступило новое распоряжение о подготовке к частичной мобилизации дополнительно четырех дивизий Московского военного округа. А 14 (26) октября 1876 г. посол правительства королевы Виктории лорд А. Лофтус прибыл в Ялту и через два дня был принят российским канцлером.

Во время встречи Горчаков не сказал ничего нового. Лофтус же сообщил, что английское правительство примет те сроки перемирия, о которых договорятся Турция и Россия. В ответ, уступая просьбе посла, Горчаков согласился не исключать Турцию из состава участников предполагаемой конференции.