А когда, спустя годы и годы, его волосы полностью поседеют, а все члены утратят силу, он сможет без страха встретить смерть, что бы она ему ни готовила.

Картины этой жизни явственно встали перед его внутренним вздором, и от них теплело на душе. Это было то, чего он хотел. В нем больше не осталось задора и пыла, не осталось отваги и не осталось той безусловной преданности, которая делала его незаменимым слугой Эйриха. А главное, ушла вера в свою правоту. Глава тайной службы короля не имеет права на сомнения, он должен выполнять свой долг спокойно и уверенно, зная, что даже если льется кровь — она льется не напрасно, а за корону, за короля и за королевство. Отпустив ведьму, пойдя против закона и против самого себя, он лишился веры в себя. А еще раньше, предав Эйриха, лишился права служить ему.

Осознав это, Дойл не стал ждать. Как любой удачный план, этот исполнялся безупречно. Он отдавал указания об аресте монахинь и об освобождении ведьм с едва сдерживаемой улыбкой — обещая себе, что это последнее его решение подобного рода.

К Эйриху он шел твердо и не колеблясь, но, увидев осунувшееся, больное от пережитых потрясений лицо брата, вдруг засомневался — но только на мгновение. Потянулся снять кольцо — но обнаружил только обручальное и хмыкнул — снова все кольца остались в шкатулке. Не слишком-то важно.

Эйрих понял все без слов. Опустился на трон и спросил:

— Ты ненавидишь меня?

— За что? — Дойл покачал головой. Нет, он ненавидел не брата, а себя. — Ты — лучший брат, которого можно желать. И я по-прежнему люблю тебя, как и всегда любил.

— Тогда почему ты уходишь? Пять лет назад… ты хотел уехать на север, помнишь, что я тебе сказал? — Эйрих с силой сжал подлокотник. — Ты мне нужен. И сейчас — как никогда прежде.

— Я не могу, — ответил Дойл тихо. — Прости, брат. Я должен уехать.

Эйрих молчал какое-то время, а потом сказал:

— Если это из-за нее… Я никогда не считал магию абсолютным злом, ты знаешь. Пусть она останется. Она спасла жизнь мне и моему сыну — это стоит того, чтобы разом простить всех ведьм королевства.

— Возможно, она и останется, — заметил Дойл, глядя в сторону. — Я — нет. Прости меня, брат. Я пришлю тебе письмом все, что знаю о делах столицы и страны. И храни тебя Всевышний.

— Храни тебя Всевышний, — эхом отозвался Эйрих.

Письма можно будет написать уже из Дойла — не стоило длить время пребывания в Шеане, ставшем душным, тяжелым и чужим в одночасье.

Дойл вернулся в свои покои и обнаружил, что Эльза, уже в чистом платье и с вымытыми влажными волосами, сидит на постели, обхватив колени руками. Он замер в дверях — залюбовался ею. В своих мыслях он не позволил себе представлять ее рядом — не стоило везти ее с собой, в глушь. Она приехала, чтобы изменить несправедливость этого мира — и она в силах это сделать. Так пусть. Может, она будет удачливее него.

Джил копался где-то у окна. Дойл прикрикнул на него и велел:

— Собери платье и доспехи, запакуй как следует. Мы уезжаем на рассвете.

Мальчишка пискнул что-то, похожее на «Да, милорд», и закопошился среди вещей. Эльза грустно улыбнулась — как и Эйрих, она обладала замечательной способностью читать в его душе безо всяких слов.

Дойл почувствовал себя неловко от ее взгляда. Нужно было что-то сказать, как-то объясниться, но гремящий доспехами Джил отвлекал, не позволял подобрать слова. Наверное, так даже лучше.

— Мальчик, — произнесла Эльза спокойно, не отводя от Дойла взгляда, — выйди.

Они остались одни, и неловкость еще возросла. Дойл сглотнул, надеясь обрести над собой контроль — но не вышло. Сердце забухало в ушах, во рту стало солоно.

Элза гибко поднялась с кровати, сделала несколько шагов к нему и прижалась губами к его губам, смело, открыто и жарко — как никогда раньше.

Выдох — и она потянула за шнуровку его рубахи. Холодная вспышка — и бесполезная ткань упала к его ногам. Грудь и спину обдало прохладой, но Эльза поцеловала его здоровое плечо, и Дойл застонал, не понимая, поцелуй это или ожог.

Рванул ее платье — но оно растаяло в его пальцах дымкой. Эльза вскинула голову, подставляя его губам беззащитную шею.

На нежность его выдержки не хватало — страсть сводила с ума, лишала контроля. Он целовал сильно, почти кусал — и ощущал, как царапают его спину маленькие быстрые пальчики.

— Торден! — Эльза обхватила его за шею, и в то же мгновение они оказались на постели. Запахло грозой, и это был лучший из ароматов, который Дойл слышал в своей жизни.

До сих пор он владел ей, она принадлежала ему — но в это мгновение их близость стала полной: он стал принадлежать ей в равной степени.

Когда бушующее пламя утихло, Эльза положила голову Дойлу на плечо, обняла его за шею, погладила по лицу. Дойл прикрыл глаза. Он думал о словах, которые нужно сказать, об извинениях или упреках — но слова не понадобились. Все было сказано — и все было понятно. «Я ведьма», — без слов, но во весь голос заявила Эльза. «Ты моя ведьма. Несмотря ни на что», — ответил он. Этого было достаточно — даже слишком.

Спустя час или полтора Дойл еще раз крепко поцеловал ее, встал и начал собираться. Джил закончил укладывать сундук и прикорнул в углу — ему тоже пришлось непросто в последние две ночи.

С первым лучом солнца, скользнувшим в не закрытое ставнями окно, Дойл поднялся на ноги и велел Джилу выносить сундук. Мальчишка вместе с еще двумя замковыми слугами утащили его вниз — карета уже должна была быть готова. Эльза, ничуть не таясь, провела ладонями по своему телу, от груди к бедрам, и поверх рубахи само по себе возникло зеленое, лишь немногим темнее ее глаз, платье. Еще одно движение — и волосы сами собой заплелись в тугие косы и обвились вокруг головы.

Магия, которая еще вчера привела бы Дойла в ярость, теперь показалась ему чем-то обыденным, как будто с самого начала он не мог представить себе Эльзу без нее. Как будто так должно было быть.

Конечно, это был самообман. Не должно. Но кто он, чтобы судить?

— Нам пора проститься, дорогая супруга, — сказал Дойл — это были первые его слова, обращенные к Эльзе, за много часов.

— Разве я не еду с вами, милорд? — она чуть приподняла тонкую бровь.

Дойл хмыкнул:

— Нет. Твое место здесь — при короле. Он сказал мне, и его слову можно верить, что обещает помилование всем ведьмам королевства, не виновным в преступлениях, и готов дать тебе не только личный титул, но и необходимые полномочия и привилегии, которые позволят контролировать магию в Стении и следить за тем, чтобы она использовалась в благих целях. Верховная ведьма. Законно. По решению короля.

Эльза опустила голову, погружаясь в собственные мысли. Дойл приблизился, поцеловал ее в висок, надеясь удержать в памяти ее аромат, и вышел из комнаты, больше ничего не говоря на прощанье. Он не знал точно, говорят ли ведьмам: «Храни тебя Всевышний».