— Зачем ты выдала себя? Что тебе до Эйриха?

Эльза улыбнулась, по ее щекам потекли слезы, оставляя серые разводы:

— Он твой брат. Торден, я… — обычно она читала в его мыслях и в его душе, как в раскрытой книге, но в этот раз прочел он.

— Даже после этого? — спросил он, большим пальцем оттирая слезы с ее лица.

Она не успела ответить. За спиной Дойла лязгнула решетка, в комнату ворвался Джил, вскрикнул, увидев скованную Эльзу, а потом выпалил:

— Милорд, это срочно! С королевой беда!

— Что произошло? — рявкнул Дойл.

— Она… — Джил выдохнул, — у нее роды. Раньше срока. Король послал за вами. Лекари говорят, что надежды нет.

Дойл не шелохнулся. Королева должна была носить дитя еще два месяца, не меньше. Злой рок или чей-то умысел — не важно. Наследник не выживет. И он ничем не сумеет помочь.

Еще вчера, три, пять дней назад он бросился бы к брату, чтобы поддержать его и утешить, но сейчас не тронулся с места. Он не сможет помочь, и у него нет сил на утешение.

— Передай королю, что я на допросе и ничего не могу сделать.

— Торден… — позвала его Эльза. — Я могу, — и сразу же спросила: — как давно начались схватки?

— Я… — замялся Джил, — кажется, два часа назад.

— У нас мало времени. Торден?

Дойл не колебался, расстегивая наручники и стаскивая с нежных рук Эльзы уродливые металлические перчатки и снимая кандалы. Она пошатнулась и едва не упала, но Дойл поймал ее — и так и не поставил на выстуженный пол. Джил распахнул перед ним дверь.

Идти по лестницам замка с нелегкой ношей было тяжело, но Дойл не отдал бы Эльзу никому — и не позволил бы ей идти самостоятельно. Она не сопротивлялась, не вырывалась и ничего не говорила, просто крепко обхватила его руками за шею, спрятала лицо на груди и замерла. Дойл чувствовал только, как поднимается ее грудь от ровного дыхания.

У временных покоев королевы, в башне, толпились придворные. Эйрих стоял неподвижно, по лицу градом струился пот, но он ни словом, ни жестом не выдавал своего волнения. Из-за крепкой дубовой двери раздался истошный вопль. Эйрих закрыл глаза и стиснул зубы так сильно, что надулись желваки.

— Пропустите! — велел Дойл, и перед ним расступились. Эйрих распахнул глаза и сделал предупреждающий жест, но Дойл быстро сказал: — потом. Пропустите.

Эйрих колебался, по его лицу было видно, что он не понимает, что задумал брат и зачем принес в комнату роженицы женщину, которую сам же обвинил в колдовстве, но лично открыл дверь.

— Дальше я сама, — Эльза встала на ноги и решительно приблизилась к постели, на которой металась королева.

— Леди Эльза! — воскликнул лекарь Хэй, но так и не велел ей удалиться, а отошел в сторону. Монахини нервно заметались, королева снова заорала, и Эльза велела:

— Выйдите. Выйдите все!

Эйрих сложил руки на груди и качнул головой. Дойл оглядел придворных леди и монахинь и прикрикнул:

— Вон!

Сам остался, затворил дверь, а Эльза, уже не оглядываясь ни на кого, подошла к кровати и взяла мечущуюся и стонущую королеву за руку. Запахло грозой, и королева успокоилась, затихла, задышала глубоко. Элиза, не сводя с нее взгляда, сказала:

— Лекарь Хэй, подайте воды.

Вместо стакана лекарь поднес таз и кувшин. Эльза тщательно омыла руки, потом взяла с изголовья постели сложенную простынь, опустила ее в кувшин.

— Отвернитесь, ваше величество. И вы, милорд, — сказал лекарь.

— Я имею право знать… — начал король.

— Поэтому вы здесь, сир. Но вам лучше не видеть родов. Отвернитесь, — Эйрих развернулся первым. Дойл последовал его примеру, замечая, что спина брата напряженно подрагивает. Он бы желал сказать, что все будет хорошо, что долгожданный наследник родится, но слишком хорошо понимал, что сам передал его жизнь и судьбу в руки ведьмы.

В руки ведьмы, которая спасла жизнь Эйриху у всех на глазах, хотя могла не делать этого и стать королевой, взойдя на трон вместе с Дойлом.

В руки ведьмы, которая не лгала, говоря, что излечила город от чумы, спасая вместе с остальными и его, человека, которого ей следовало больше всего опасаться и который единственный подозревал ее.

В руки ведьмы, которая была его женой. Которую он любил.

Минуты растягивались, обращались в часы, даже как будто в годы. За спиной сначала было тихо, только что-то звякало. Потом королева испуганно вскрикнула, и сразу же следом раздался голос Эльзы:

— Это хорошо, милая. Все хорошо.

Снова пахло грозовой свежестью, тихо шептал что-то Хэй. Дважды звучали короткие напевные строки эмирских чар, трижды — крики королевы, потом стоны. Что-то булькало, лилась вода. Эйрих не двигал ни единым мускулом, будто обратился в статую. Дойла трясло, и он не мог сказать, от страха или от усталости.

Все, что он видел перед собой, это каменную, грубо, но прочно сложенную стену, по которой двигался солнечный луч, пробивавшийся через узкое окно. Сначала он был совсем внизу, почти у самого пола, но постепенно полз вверх, облизывал старые камни, поднимал в воздух невесомые пылинки. Когда луч поднялся до уровня глаз Дойла, сзади раздался долгий стон королевы и тут же, следом, разорвавший тяжелое ожидание младенческий крик.

Эйрих и Дойл обернулись одновременно. Королева лежала, кажется, без сознания, в ногах спуталась окровавленная рубаха. Лекарь поспешил сказать:

— Она жива. Они оба живы.

Эльза стояла возле постели, ее руки были в крови, платье тоже запачкалось бурыми пятнами. Но она держала на руках маленького красного младенца.

Эйрих бросился вперед, хотел было забрать ребенка, но замер с вытянутыми руками. Дойл приблизился и понял, в чем дело.

Голова младенца была странно сплюснута с боков, так что глаза оказались очень близко друг к другу. Одна ручка неестественно топорщилась в сторону, а вторая, значительно меньшего размера, прижималась к хилому тельцу.

— Что ты с ним сделала, ведьма? — прошипел Эрих и потянулся к мечу, но Дойл перехватил его руку.

— Оставь! — вскрикнул король. — Взгляни на моего сына!

— Ваше величество… — начала Эльза, но Эйриха было не остановить. Дойл схватил его правой рукой и оттолкнул в сторону.

— Я убью ее!

— Это не она!

Эйрих замер. Дойл тяжело дышал, кончик королевского меча упирался ему в горло.

— Это не она, брат, — повторил он. — Это не магия. Королева… слишком долго утягивала живот, чтобы носить красивые платья. Как наша мать, пока носила меня.

Эйрих покачнулся.

— Ты хочешь сказать, что мой сын… — несказанным повисло: «Останется уродом».

— Лекарь, — произнесла Эльза, — займитесь роженицей.