Гаррисон ушел, бросив Лине полуулыбку и приподняв брови; он выглядел довольным, но ошеломленным, как человек, которому только что дали то, о чем он просил, но теперь он не уверен, что действительно этого хочет.

Лина понимала, что ей тоже пора уходить. Не было никаких причин оставаться здесь. Но неужели дело закончится прямо сейчас, когда слишком сладкий запах одеколона Дрессера все еще висит в воздухе, а со стенки на нее таращится фотография не меняющих возраста, ухмыляющихся близнецов Дэна?

Мойщик окон висел прямо за столом Дэна. Его руки были в постоянном движении: круг, круг, вниз, круг, круг, вниз. Он казался совершенно спокойным, более спокойным, чем любой из них, более уверенным в себе и в правильности своей задачи, в ее полезности. Он находился на высоте тридцати четырех этажей над твердой бетонной планетой.

– Ты читал то, что я нашла? – спросила Лина. – Видел?

– Да, хорошая работа, Лина. Возможно, немного больше деталей, чем нужно для первоначального брифа, но заготовка хорошая. Из тебя вышел бы отличный частный детектив. Я это учту. Ты как собака с костью.

В другой день Лина сказала бы спасибо. Или засмеялась бы.

Но сейчас она ничего не сказала.

Она подумала о Дэне, сидящем в этом кабинете и созерцающем центр города, Брайант-парк и библиотеку, а если бы он прислонился щекой к стеклу, то увидел бы поднимающиеся ввысь просторы Нижнего Манхэттена, Уолл-стрит и – когда-то в прошлом – башни-близнецы. Из этих окон видна лучшая часть Нью-Йорка. Дэн проводил дни и ночи в этом стеклянном пространстве: его жена и дети – за стеклом, его старинные книги – за стеклом. Все, что он видел, было за стеклом, но он не знал, что может быть иначе.

Дрессер что-то говорил ей о трудных дорогах. И вот теперь наконец Лина все поняла. Ее дорога не здесь. Она не знала где, но точно не в «Клифтон и Харп».

Лина встала. Дэн опустил голову, перелистывая страницы. Голубая жилка на его шее слабо пульсировала. Он ничего не сказал, когда Лина вышла.

Вернувшись к своему столу, Лина открыла дело о компенсации на странице тридцать четыре. Она перечитала то, что там было написано:

Лина захлопнула папку. Она вышла из кабинета, прошла мимо Шерри, мимо всех этих кабинок с полузакрытыми дверями, мимо лифта и поднялась на шесть лестничных пролетов, пока не добралась до кабинета Дэна.

Выйдя из лифта, Лина остановилась, чтобы перевести дух. Затем она распахнула дверь.

– Дэн, мне нужно с тобой поговорить.

Дэн медленно поднял глаза от бумаг на столе.

– А, Лина. Что?

– Я ухожу, – сказала она и почувствовала легкий, приятный трепет.

– Что-что?

– Я увольняюсь. Немедленно. – Опять она торопится.

– Хм… – Дэн нахмурился. – Но почему же?

Хотя Лина и предвидела этот вопрос, она не знала, как на него ответить.

– Я… я… я больше не могу заниматься этой работой. Я не хочу этого делать. «Клифтон» не для меня.

Эти слова пролетели по просторному ковру Дэна и приземлились на полированную поверхность его письменного стола, более весомые, чем любой бриф, более верные, чем любой закон.

– Ха. Когда-то я тоже так думал. – Дэн откинул голову назад. Его глаза устремились к потолку, потом он опустил взгляд. – Что ж, ладно, иди. – Он махнул на нее рукой. – И проверь, все ли свое время ты учла. Мы решили выставить Дрессеру повременной счет за всю нашу работу. Без этой чепухи про непредвиденные обстоятельства.

– Хорошо, – сказала Лина. – Так и сделаю. – Она ожидала какой-нибудь драмы, криков, убедительных аргументов или, по меньшей мере, объятий, но Дэн неподвижно сидел за своим огромным письменным столом, и Лина не стала подходить ближе. – Пока, Дэн, – сказала она.

Дэн устало улыбнулся; его книжные полки с климат-контролем качнулись с каким-то звуком, похожим на вздох.

– До свидания, Лина.

Лина вернулась в свой кабинет. Шерри стояла чуть в стороне от своей кабинки.