здесь или расстрел, или пожизненное), и передо мной сотрудник КСИРа — самой одиозной и жестокой спецслужбы в мире. Никак не случайный сосед по купе.

Главный следователь, воспользовавшись тем, что я на секунду запнулся, произносит:

— Это все?

Развожу руками, мол, в целом да — сирены, полицейские, арест, суд, тюрьма, и вот я здесь. Да, я все сказал.

— Покажите подтверждения того, о чем вы говорили.

От волнения и нетерпения пальцы скользят по крышке ноутбука и не могут вытащить его из сумки. Наконец, укротив волнение, включаю комп и начинаю экскурсию по файлам. Вот первые серии о начале кругосветки, вот — монтаж следующих видео, вот — папки с фото, отсортированные по разным странам. Он с неприкрытым интересом увлеченного зрителя внимательно все рассматривает и понимающе кивает:

— Хорошо. А что с дроном?

Опираясь на кажущуюся благосклонность офицера, мои пальцы стали более уверенными, и из принесенных вещей достаю главного виновника всей этой заварухи. Высвобождаю из него карту памяти, вставляю ее в ноутбук. Грузится… Мои легкие набирают побольше воздуха и замирают. Дышать страшно — вдруг на видео выскочит что-то противозаконное, ведь толком просмотреть, что я там наснимал, возможности не было. Картинка зашевелилась и намертво приковала к себе две пары глаз: в одних было напряженное волнение, а в других — любопытство. Руины… Огороды… Горы… Все! На кадрах с дрона — чисто. Никакого полицейского участка, что мне вменяли в вину и за что осудили, бросив в тюрьму, на кадрах нет. Легкие рвано выпускают на волю воздух, пытаясь сделать это незаметно.

Теперь любопытство офицера обращено на джойстик. Он вертит его в руках, изучает карту полетов. Следующим в поле внимания оказывается мой телефон. Оп! — и любознательный палец чиновника уже копается в галерее.

Опять зачерпываю побольше воздуха, впиваясь глазами в экран. За пару дней до моего задержания в США отгремело 4 июля, и мой ватсап был нафарширован всякими картинками и видеопоздравлениями от американских друзей. Ночью перед арестом я чистил эту коллекцию «Happy Independence Day». Однако какая-то выдающая «шпиона» ерунда вдруг таки завалялась… Экран мне не видно, остается считывать происходящее только по выражению лица офицера. Его брови и лоб расслаблены. Мои вены на лице вздуты и напряжены. Зрачки офицера бегают синхронно с движением пальца. Еще пара скролов вниз — и уголки глаз слегка опускаются, будто готовясь ко сну. Шлейф скуки накрывает лицо, и рука кладет смартфон на стол. Вроде пронесло! Продолжаем дальше.

Следующий обыск — социальные сети. На этот раз он заходит со своего телефона. КСИРовцам запрещено иметь страницы в соцсетях, у них есть один на всех аккаунт для особых случаев — таких, как мой. Офицер ловко находит меня в инстаграме и нажимает сразу на перевод. Вмиг мои последние тексты о 250-м дне кругосветки превращаются на его экране в кардиограмму закорючек на фарси. Палец безразлично скролит вниз — там не к чему придраться. С этим покончено — берет в руки карту моего маршрута.

— Почему вы ехали вот так, а затем сделали такой крюк через Вашингтон? — показывает пальцем путь и начинает по паспорту сопоставлять, как и почему я провел в Соединенных Штатах почти целый месяц.

Из меня снова льется словесный поток объяснений о визе, письмах французскому консулу, сопровождающийся доказательствами — файлами и документами из ноутбука. Терпение у следователя, конечно, аномальное — ни разу не моргнув за десять минут моих трелей и не отрывая от меня взгляда, он тихо бормочет что-то в рацию. Через минуту в комнату входят двое мужчин в белых перчатках, очень похожие на помощников Ольги Фреймут. Мне слышится что-то похожее на «фас», и эти ищейки набрасываются на сумки, прощупывая каждую вещь так, будто ищут крошечную косточку в рыбном филе. Притормозить несусветную ловкость белых перчаток смогла только аптечка. Один из сыщиков аккуратно берет по образцу каждой таблетки и скрывается за дверью. Тем временем второй продолжает потрошить рюкзак.

Минут через 30 рация издает нездоровый хрип. Офицер бросает взгляд на таблетки и дружелюбно кивает. У меня отлегло от сердца — наркотиков, взрывчатки и палочки Эбола в моей аптечке не обнаружено, но потрошители продолжают искать дальше. Периодически в белых перчатках появляются какие-то вещи и, не встретив интереса в глазах досматривающих, небрежно брошены на стол, превращаясь в кучу хлама.

Вдруг офицер резко поворачивается ко мне, жестом приказывая не смотреть на обыск моих вещей. Начинается допрос в надежде взять измором.

Как зовут? Где родился? В каком городе окончил школу? В каком году? Как фамилия отца? Его дата рождения? Где живет сестра? Какого числа ты начал путешествие? Где был 8 ноября прошлого года? Когда въехал в Пакистан? Где останавливался в США? Как зовут твоего соседа в Украине? Сколько ему лет? Сколько членов его семьи? Как зовут твоего деда по линии отца?

Десятки, сотни разных вопросов с требованием давать конкретные точные ответы.

Офицер спецслужбы внимательно записывает каждый мой ответ в специальный расчерченный бланк.

Затем спустя час замечаю, что резко звучащие вопросы начинают повторяться. Как фамилия отца? Его дата рождения? Где останавливался в США? Как зовут второго сына твоей сестры?

Этот измор длится несколько часов, вопросы повторяются по третьему, четвертому кругу, перемешиваясь с другими без какой-либо видимой логики. Я понимаю, что мне нельзя допустить ни одной ошибки, благо все, что говорю, — правда, лишь бы только не ошибиться, лишь бы не перепутать.

В висках стучит, голову распирает от боли и напряжения, я чувствую, как леденеет мой позвоночник от постоянно струящегося холодного пота.

Но ничто не вечно, и это касается даже напряжения от страха смертной казни. Внезапно офицер прекращает допрос, протягивает мне мой телефон и приказывает разблокировать его.

От жуткого стресса у меня вновь включается режим сверхконцентрации — я беру в руку телефон и, выполняя приказ, захожу в фотогалерею. В «Сохраненных» висит недавно присланная фотография Маруси. На ней ее волосы разлетались от ветра, она придерживала их рукой и улыбалась. Моя любимая выглядела как портал в лучший мир, куда хотелось улететь без раздумий и багажа.

— It is my girlfriend, my future wife, — неожиданно даже для себя разворачиваю экран к офицеру, создав тем самым когнитивный диссонанс с происходящим на фоне нашей беседы с шумным вытряхиванием вещей на стол и многочасовым изнурительным допросом. Офицер склоняется к телефону и щурится, чтобы рассмотреть внимательнее. На секунду его глаза улыбаются. Как под гипнозом зеркальных нейронов, он повторяет мои действия, достав свой смартфон, разблокировав его и повернув экраном ко мне. Оттуда