на меня смотрят счастливые люди — сам офицер, женщина приблизительно его возраста и ребенок.

— This is my wife. And this is my daughter, — показывает он на девочку на фото, и его глаза светятся искорками счастья.

От происходящего у меня по коже мурашки. Уже восьмой час мы сидим за овальным столом, сервированным моими выпотрошенными вещами и документами. За окном давно ночь. Все темы и разговоры исчерпали себя до нитки — шить дело не из чего. В ход пошли уже личные фото. Чего ожидать дальше? И я при этом глупо, но искренне улыбаюсь в ответ и произношу что-то вроде «какие красивые люди».

Водитель все это время сидит возле полицейского, как привидение без мотора. И вдруг для него нашлась работа — офицер поворачивается в его сторону и что-то говорит на фарси. Тот дрожит всем телом и хрипит: «Excuse me. Excuse me». Его трясет, как в предсмертной лихорадке, а я не могу понять, что происходит.

После очередного «sorry» ему наконец удается отдышаться и повернуть голову в мою сторону. Офицер, видя, что тот успокоился, повторяет ту же фразу на фарси. Водитель делает очередной глубокий вдох и, не глядя на меня, выпаливает:

— Мы приветствуем вас в Иране.

Я замер. Из-под усов главного вылетают следующие фразы на фарси. Водитель продолжает переводить:

— Надеюсь, этот эпизод не омрачит ваше пребывание здесь. Я вижу, что вы не совершили ничего противозаконного. Вы должны подписать бумагу, что не будете производить съемки дроном.

Снова пауза и перевод финальной фразы:

— Вы свободны.

— Я могу взять свои вещи? — после длительной паузы в звенящей тишине издаю хоть какие-то звуки.

— Да. Дело закрыто. Вы можете забрать свой паспорт, вещи, дрон. Вы свободны.

На автопилоте первым хватаю паспорт, лежащий не в общей куче, а в стороне. Бегло смотрю — с ним все нормально. Быстро начинаю сгребать все скопом в рюкзак. Вещи собраны. Мы с водителем на ватных ногах выходим из конференц-зала и будто в параллельной реальности медленно двигаемся по коридору. Буквально в шаге от входной двери, ведущей во двор, офицер резко останавливает всю процессию громким:

— Стойте!

Все вокруг замирает, слышно только, как где-то из области пяток исходит звук, отдаленно напоминающий сердцебиение. Офицер тем временем секретничает с рацией.

— Можете идти.

Наше движение возобновляется так же непредсказуемо, как было остановлено. Вскоре мы окажемся у ворот — тех самых, в которые заходили.

От желания сделать наконец этот последний шаг на свободу больше невозможно сдерживаться. Хочется бежать, не оборачиваясь. Но в воздухе застряло ощущение, что это еще не конец. Его подтверждает внезапно вынырнувший из темноты человек. Он вручает офицеру два бумажных пакета, которые через миг должны стать нашими.

— Примите это небольшое угощение от нас. Здесь традиционный иранский кебаб, иранский хлеб и напиток.

Водитель выхватывает пакет.

— Miracle, its а miracle, — повторяет он с отрешенным и опустошенным лицом.

Я стою, не в силах вымолвить ни слова. Опустошение.

Замечаю, что не выпускаю из рук свой паспорт с тризубом. Он сейчас кажется каким-то символом возвращения на свободу.

Выводят во двор.

До ворот метров двадцать — не больше.

— Ждите.

Секунды тянутся, как часы.

У водителя срыв. Он начинает плакать, повторяя одно и то же:

— I’m alive… I’m alive.

Я обнимаю его за плечи. Прошу успокоиться. Так мы и стоим вдвоем во внутреннем дворе, на земле валяются мои распотрошенные сумки.

Когда же нас выведут отсюда?!

Время словно застыло.

Наконец подходит молодой охранник с бряцающей связкой ключей. Жестом показывает идти вперед.

Эти 20 метров тянутся еще дольше, чем время.

Ты словно идешь по эскалатору, который движется навстречу.

Еще несколько шагов.

Еще.

Подходим к воротам.

Ключ. Засов.

Лязг замка.

Ворота открываются — и ноги делают шаг в ночь, навстречу объятиям свободы.

СВОБОДА!

Я радуюсь ей всем сердцем. Водитель без оглядки бросается к машине, и по его бормотанию «It’s a miracle» понимаю, что все — конец кошмару. Все позади. Но теперь уже мои ноги напрочь отказываются уйти в ночь — я резко разворачиваюсь и в каком-то внезапном для самого себя порыве делаю несколько шагов назад, протягивая руку офицеру-ксировцу. Человеку, который мог бы стать моим палачом, а стал спасителем.

— Я… Я очень хочу вас поблагодарить. Спасибо, что позволили мне быть услышанным. Вы даже не представляете, как это ценно сейчас вообще, а не только в тех обстоятельствах, в которых я оказался. Спасибо вам за это, — я смотрел ему прямо в глаза.

Офицер принял мои слова с улыбкой и с теми же умными и добрыми глазами — ни долгие часы допросов, ни усталость, ни досада от потерянного вечера с семьей не отразились в них. Он крепко пожал мне руку.

Окрыленный эмоциями, я продолжил:

— Можно один вопрос?

— Да, конечно.

— Как ваше имя?

— Мустафа.

— Мустафа, спасибо вам, — прикосновение к руке офицера еще больше вернуло меня из шпионской фантастики в реальность.

На прощание он снова улыбнулся глазами, как тогда, показывая на фотографии свою семью, и проводил за ворота. Под неутихающие возгласы водителя, который уже сел в автомобиль, они закрылись. Мой горе-водитель сразу после закрытия ворот принялся выбрасывать еду из своего пакета, приговаривая себе под нос:

— Не бери ее… Не бери ее…

* * *

Рука быстрее мысли соображает, что делать дальше, и хватает телефон. Глаза видят множество пропущенных звонков и непрочитанных сообщений, но, игнорируя все, первым набираю консула Украины в Иране.

— Алло, меня выпустили.

— Как? Где ты? — шок от происходящего теперь поселился и в его голосе.

— Только что вышел из КСИРа. Сразу вас набрал, — от произнесенного на меня накатывает облегчение и прохлада поздней ночи. — Извините, если разбудил…

— Да какое там разбудил! Я сейчас все послу передам. У тебя ничего не нашли? — тоже не может поверить в miracle консул.

— Нет, все нормально. Сейчас водитель отвезет меня на автобусную остановку, и я поеду в Тегеран…

— Какая, к черту, автобусная остановка? — дипломатичность консула улетучилась в мгновение ока. Сквозь бурю эмоций донесся шелест передачи трубки.

— Алло, это посол — Сергей Бурделяк, — голос звучал встревоженно, но уверенно. — Артемий, слушай внимательно: ЭТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ. Просто поверь мне. Вообще ничего не значит, ничего пока не решилось. Поэтому никаких автобусных станций! Слушай внимательно, что нужно делать: ты избавляешься как можно быстрее от водителя, находишь безопасное место и отправляешь нам координаты. Машина из Тегерана уже выезжает, к тебе 700 километров пути.

— Хорошо, хорошо, — от его нагнетающей интонации по спине пробежал холодок.

— Ничего не решено,