в поисках приключений в экзотической стране, потому что цену за симку продавец заломил 50 долларов, хотя стоит она раз в пять дешевле.

«Все, стоп, не надо! — вопил голос у меня в голове. — Хватит уже этих разводов для туристов. И так обойдешься, до ближайшего отеля всего день пути». Но вдруг какой-то червяк интуиции проснулся и начал активно пожирать эти мысли. То ли это была чуйка, то ли сомнения во мне посеял водитель-«как-бы-чего-не-вышло», но пара купюр с бородатыми мужиками в тюрбанах сделала свое дело — через минуту свежекупленная карточка плотно сидела в гнезде моего телефона. Я сразу проверил, есть ли интернет, и увидел, что на экране загрузилась страничка фейсбука.

Все. Дальше — только удивительные иранские города и достопримечательности. Мы взяли курс на Исфахан — первый крупный город в нашем автотрипе через всю страну, но по пути надо было остановиться в двух интересных точках. Первая — еще один древний зороастрийский храм Чак-Чак, который приютился на склоне горы. А за пару километров от него раскинулось настоящее древнее селение под названием Херанак. Это и была наша первая остановка на маршруте.

Когда крошечная деревушка — жилая часть Херанака — осталась далеко в зеркалах заднего вида, мы уперлись в ограждение с кассой перед входом в древний центр города, превратившийся в заброшенные руины.

Не увидев никаких опознавательных знаков по поводу воздушных съемок, я переспросил у скучающих билетеров:

— Здесь же можно снимать дроном?

— Говорят, что можно, — перевел на английский ответ билетера мой водила.

— Ну и отлично.

На всякий случай я обошел вход по периметру, но не увидел никаких табличек о запрете на съемку.

По левую сторону от входа нас ждал город-призрак, руины и ни одной живой души вокруг. Херанак когда-то был богатым городом, а потом практически полностью опустел, как Припять после взрыва в Чернобыле. Но в отличие от украинского города-заброшенца здесь все хоть и не дышало жизнью, но излучало тепло. Дома из необожженной глины тесно прижимались друг к другу, оставляя для прохода причудливые тоннели. Полюбовавшись этим творением человеческих рук издалека, мы, как две клетки гемоглобина, проникли в сосуды улиц Херанака, неся с собой дефицитное для этого поселка ощущение жизни.

— Почему люди покинули этот город? — обратился я к водителю.

— Не знаю, наверное, ушли туда, где было лучше и надежнее. А может, здесь было мало женщин, — на удивление, расщедрился на юмор водитель.

— Да, по этой причине можно и переехать, — подхватил я.

— Я бы тоже, наверное, переехал из Тегерана, если бы встретил хорошую женщину, — продолжал он. — Осторожно, голова, голова!

Заслушавшись старого романтика, я чуть было не огрел лбом дугу глиняной арки, которую древние строители коварно опустили ниже допустимой для современного мира высоты. В тишине пустых улиц мне вдруг представилось, как по этим камням ходили люди, подолы длинных женских чадр подметали пыль, дети весело смеялись, играя в прятки между домами. А сейчас ходим мы, современные исследователи древности, и можем только фантазировать, как здесь кипела жизнь.

Постепенно сети руин-призраков вывели нас на возвышение с потрясающим обзорным пейзажем. Внизу домиками рассыпалась деревушка. Ее застывшее спокойствие оберегал на бэкграунде рисунок космических гор.

— Как ты думаешь, сколько людей сейчас там живет? — всматриваясь в поселок, спросил я. Селение отличалось от руин только одиноким красным флагом на крыше здания и развевающимися на ветру тряпками, укрощенными бельевой веревкой. Казалось, еще чуть-чуть — и этот кусочек жизни поглотят мертвые руины, уверенно надвигающиеся со стороны.

— Думаю, не больше 400–500 человек. С каждым годом здесь все меньше людей.

Грустно наблюдать, как умирает город, хорошо хоть вокруг живет красивая природа. С одной стороны поселка зеленели лоскуты огородов, за ними поблескивала речка, которую, словно корона, увенчала мечеть. Мне захотелось, чтобы эту картинку моими глазами увидели те, кто никогда здесь не был. В голове быстро нарисовался план съемки — дроном можно взять сразу несколько удачных ракурсов.

Включаю дрон. На экране никаких красных зон о запрете полетов нет.

Взлетаю. Пролеты получаются совершенные. Чуть увеличил расстояние — до 100 метров от руин, чтобы объемнее захватить эту земную древнюю красоту. С высоты лоскутное одеяло огородов становится четче, горы объемнее, а умерщвленная часть города еще контрастнее смотрит снизу черными дырами окон. Жилой поселок при этом остается где-то вдали и не в кадре.

— Тысяча чертей! Как же это невероятно красиво! — лицо растеклось в улыбке, а дыхание почти пропало, чтобы не спугнуть миг прекрасного.

Пейзаж растворился в знойной тишине, на которую способна только природа пустыни, — от прогретого воздуха картинка перед глазами стала слегка размытой и от этого еще более завораживающей. И в этот ювелирный момент наслаждения красотой жизни в нее грубо, как будильник во время сна, ворвался назойливый вой полицейской сирены, который перевернул мою жизнь с ног на голову.

День 267

Тюрьма города Ардакан, Иран

104 207 км пути

Сегодня — 8 июля, хотя на холодном полу тюремной камеры теряется счет времени. Все предыдущие моменты ожидания казались вспышкой спички по сравнению с вечностью на дне иранской тюрьмы. Прошли тысячи минут, медленно складывающиеся в часы, прежде чем дверь внезапно открылась и в просвете дверного проема чья-то рука указала на меня. В воздухе послышалось нетерпеливое «Get up»[14].

Свинцовые ноги выводят меня в уже знакомый холл. Кроме угрюмого коридора, узнаю еще двух недавних знакомых — бедолагу водителя, которого тоже держали все это время в полицейских кабинетах — к счастью, не в тюрьме, — и полицейского, который меня сюда привез. Довольный своим превосходством, он берет меня, как дряхлого старика, под руку, и мы выходим из здания — около входа уже пыхтит выхлопной трубой машина, которая, по классике шпионского жанра, увозит нас в неизвестном направлении.

— Куда мы направляемся? — моя попытка прояснить хоть что-нибудь оказалась успешной.

— В Министерство информации, — соизволил ответить полицейский.

Его ответ был более чем исчерпывающим. От услышанного в памяти автоматически стало всплывать все, что я читал об этой организации. Неведение — ангел-хранитель надежды. Лучше не знать, что меня везут в самую известную иранскую спецслужбу, а по факту — в самое сердце армии аятоллы, которая совершила революцию в пользу духовных лидеров, дав им право решать буквально все без суда и следствия.

Готовясь к путешествию по Ирану, я узнал, что Министерством информации здесь называют КСИР — Корпус стражей исламской революции. Это что-то вроде НКВД и КГБ, только они по сравнению с ним — просто дети. КСИРу здесь подчиняется все, в его