О ВЕРЕ

Я всегда верила в Бога и надеялась, что проживу долго. Лет 70–80 назад мне повезло встретиться с главным нашим святым Ага Кханом (хунза исповедуют исмаилизм — наиболее мистическое течение в исламе). Он увидел меня, взял мою руку в свою и произнес: «Ты проживешь долго».

С того момента я действительно поверила в это.

За сто лет я хорошо поняла одно: во что веришь — то и происходит.

ОБ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ

Я все делала своими руками. Всю жизнь. Это стало привычкой. Если хочешь долго жить, сделай привычкой — двигаться.

О СЕМЬЕ

Долго живу, потому что обо мне хорошо заботится моя семья. Нет, я не о лекарствах. Они беседуют со мной, проводят время.

Здесь мои прапраправнуки. Когда с тобой перестают общаться близкие, вот тогда ты умираешь по-настоящему.

О ПРОШЛОМ И НЫНЕШНЕМ ВЕКЕ

Сейчас жить лучше, чем в ХХ веке. Всего больше и все легче. Не верь тому, кто говорит, что раньше было лучше. Они просто потеряли свою молодость и себя в ней.

О ЮМОРЕ

Когда ты смеешься, плохое не проникает в тебя. В самых неприятных ситуациях я предпочитала находить повод для шутки, а не для слез.

О МЕЧТЕ

Моя мечта связана со следующей жизнью. В этой мне не о чем больше мечтать (окидывая взглядом сидящую вокруг семью, улыбается, в глазах появляются слезы).

О СОЖАЛЕНИЯХ

Жалею ли я о чем-то?

Когда оглядываешься назад — ты засыхаешь.

О ХУНЗА

Мы живем обособленно, стараемся не менять свои привычки.

Мы любим детей, их у нас много, они дарят нам счастье. Мой сын — офицер армии, я очень горжусь им, и это тоже продлевает мне жизнь.

В 60 нужно еще хорошо выглядеть, а не пересчитывать болезни. Все в голове и в привычках.

О СЧАСТЬЕ

Счастье кроется в простых вещах.

Мое счастье — это семья, друзья и моя нужность.

Я пообещал сыну Рахимы, что не стану ее утомлять, поэтому поблагодарил за приятную беседу, и мы отправились в лодж. Приняв душ и заказав еду, я застал в саду внутреннего дворика Инну с Джафом, нервно споривших о том, какой дорогой возвращаться в Исламабад — той, что мы ехали сюда, или новой, через Каракорумские горы. Джаф говорил, что это слишком опасно и утомительно, но Инну его доводы не интересовали.

— Не обсуждается, — отрезала она, — я сюда ехала не для того, чтобы ты трясся от каждого поворота!

* * *

На следующий день мы выехали к гребню гор, через которые когда-то пролегал Великий шелковый путь и проходили груженые караваны. Исторически и географически очень крутое место, где даже просто вдоль дороги встречались древние петроглифы, высеченные на камнях. «Как они вообще это делали? Как тут можно пройти?» — не мог понять я: этот суперстрём на обрывах, усыпанных щебенкой, сильно напрягал нас. В моменты, когда Джаф совсем уже начинал дремать за рулем, я его сменял и начинал аккуратно лавировать между обвалами явно свежих камнепадов.

Несмотря на то что Каракорумское шоссе, считающееся самой опасной дорогой в мире, было построено весьма грамотно — с подпорными стенками, дренажем, оградой, столбиками и разметкой, — все равно вокруг все было разгромлено и еле дышало из-за постоянного движения гор.

— При строительстве шоссе погибло больше тысячи рабочих, — явно не с целью подбодрить сказал Джаф. — Просто падали вместе с камнями с этого обрыва в реку — и все.

— И все… — задумчиво протянул я, но развивать тему не стал — и без того не по себе было.

Еще одна беда состояла в тоннелях, куда постоянно нужно было нырять из-за невозможности проехать между скалами и водой, — на них то и дело наползал почерневший лед с ледников, который с грохотом периодически обваливался на крышу машины. Казалось, еще чуть-чуть — и она проломится, высыпав нам на головы тяжеленные глыбы.

— На самом деле нам повезло, что лед сыплется небольшими кусками и мы едем без остановок, — после очередного толчка сказала Инна. — Недавно я читала, что такой завал остановил движение шоссе аж на три недели! Машины не могли подобраться к месту, чтобы очистить его. Вот уж весело было бы тут застрять!

Как бы я ни хотел поскорее выбраться из этого «края смерти», я не мог не оценить удивительного феномена Каракорумского шоссе — через высочайшие горы мира, где раньше могли бродить только косматые яки и куда с трудом могли добраться даже местные, человек построил огромную международную трассу, соединяющую Пакистан с Китаем. Те, кто был причастен к строительству этой гениальной дороги, на самом деле были настоящими героями.

Мы постоянно лавировали среди устрашающих насыпей из серых каменных валунов слева и нависающих с гор острых горных наростов справа. От этого машину нервно подкидывало, и все ее внутренности, включая нас с ребятами, десять часов подряд трясло.

Уже на закате мы въехали в место, олицетворявшее тот самый страшный Пакистан, который я себе представлял: отовсюду на нас сыпались злобные взгляды горных моджахедов. Они явно были совершенно не рады, что какие-то белые появились на их земле. Спасал только внешний вид Джафа рядом с нами в машине, хотя сам он впадал в стресс и постоянно ворчал: мол, предупреждал — не надо было сюда соваться.

— Не ной! — бросила Инна с заднего сиденья. — Они ребята сложные, но хорошие. Можно договориться.

— Ага, и потому это село занимает первое место по количеству убийств в Пакистане, — обиженно буркнул ей в ответ муж.

Я от таких новостей присвистнул, но в спор встревать не стал — лучше сосредоточусь на дороге, тем более что до закрытия следующего перевала всего два часа, а нам еще километров пятьдесят ехать. И ночевать в этом райончике как-то совсем не хотелось. То, что полиция на всю ночь перекрывала сегмент в шестьдесят километров, чтобы никто не смел там ездить в темное время суток, о чем-то говорило.

Выехав из села, я с удивлением уставился на дорогу: она вся была засыпана огромными валунами, и явно они появились там совсем недавно. Причем так много, что объехать все просто невозможно, поэтому начал пытаться пустить некоторые между колесами и не задеть ходовую невысокого «Седанчика».

Послышался глухой резкий стук снизу.