Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце мая 2019 года Джаф прилетел в аэропорт «Борисполь», и на пограничном контроле, увидев его пакистанский паспорт, офицер сказал ожидать и вызвал старшего по рации. Следующие несколько часов его держали в тесной комнате без еды и воды, совершенно ничего не объясняя, а после начали допрос.
— Было ощущение, что общаются со мной как с преступником, — спокойно рассказывал он. — Несколько раз пересматривали документы, пересчитывали привезенные с собой деньги (около полутора тысяч долларов) и постоянно снимали все на камеру.
Затем ему дали подписать какую-то бумагу, составленную на украинском языке. На замечание, что он не понимает, что там написано, и просьбу перевести это хотя бы на английский:
— Возмущаться будешь дома, в Пакистане.
Спустя 16 часов «маринования» в аэропорту Джаф отчаялся и в полном непонимании, что еще может сделать, просто написал в фейсбуке пост, описывающий сложившуюся ситуацию. В 200-миллионном Пакистане пост мгновенно разлетелся — люди возмутились таким отношением к соотечественнику, связались с местными телеканалами, и в итоге информация дошла до президента Пакистана. А что же наши пограничники?
А ничего! Продержав более суток в «Борисполе» в комнате для задержанных, а потом и в зале ожидания, депортировали Джафа восвояси. Причем за его счет, что противоречит любым правилам депортации из аэропорта. В итоге «вояж» в Украину, а точнее в комнату-обезьянник «Борисполя», обошелся ему в 2 тысячи долларов.
— Это был один из самых неприятных дней в моей жизни. Ты понимаешь, что абсолютно беспомощен. Это ужасное чувство для любого человека, но я не могу жаловаться, — вздохнул он.
— Но почему? Что значит «не можешь»? — не унимался я. Меня распирала обида, раздражение и чувство глубокого стыда.
— Были те, кому было хуже. Вместе со мной на одном рейсе прилетел пожилой мужчина за 70. Он из Бангладеш, доктор медицины, приехал в Украину на профильный семинар. С ним поступили точно так же, а ему было явно тяжелее все вынести. После этого я принял все как есть и решил не жаловаться.
После этой фразы у меня усилилось возмущение по поводу украинского гостеприимства. За весь наш разговор и несколько дней, что мы провели вместе в Пакистане, Джаф ни слова плохого не сказал об Украине. Об этой ситуации я узнал лишь на второй день нашего знакомства, и то вскользь. Было видно — человек не держит зла. А вот меня эта история сильно зацепила. До каких пор этот позор будет твориться в наших головах и, самое главное, на наших границах?
Приезжая в любую страну, я всегда считывал первое мнение о ней именно с пограничной службы — как на меня смотрят, что говорят, помогут или отмахнутся. И вот я слушаю о том, что в украинском аэропорту, принимающем людей со всего мира, должностные лица не знают элементарных азов английского и относятся к приезжающим как к нелегалам и преступникам. И это в эпоху, когда весь мир осознал, что иностранный туризм — это развитие экономики, деньги, которые туристы привозят в посещаемую страну, имидж, в конце концов, за который мы, украинцы, так боремся. И в это время наши сотрудники со своими вечно негативными физиономиями так встречают туристов! Ну почему в нашей стране так происходит?!
Я убедительно попросил Джафа приехать к нам снова — не ставить крест на Украине как на беспредельной и негостеприимной стране, а дать ей еще один шанс, и обещал помочь, чем смогу. Мы много говорили, и я понял, что это за человек — абсолютно чистый, простой и добрый. Я проникся к нему глубоким уважением. Все-таки мужчина по-настоящему проявляется не только во внешней силе.
* * *
На завтрак мы остановились в придорожной забегаловке километрах в ста от Исламабада. Нас встретила щупленькая пожилая хозяйка, которую явно смутил мой внешний вид — казалось, она не рада приезду такого огромного иностранца, да еще и с белой женщиной. Но когда Инна заговорила с ней на урду, а потом из машины вышел Джаф, она заметно выдохнула и пригласила нас внутрь. Ребята заказали что-то на свой вкус, и буквально через минут десять нам подали нежное мясное блюдо нихари с подливой и уже привычными для меня лепешками. Оказалось, что его специально готовили еще с вечера, чтобы мясо хорошо протомилось и размягчилось, поэтому и принесли так быстро. А на десерт выбрали джалеби — сладость из жаренного во фритюре шафранового теста — со сферическими конфетами ладу и розовым молочным чаем с фисташками и кардамоном. Меня не переставало удивлять, что от таких маленьких закусочных у нас в стране часто не ожидаешь ничего интереснее, чем растворимый кофе с сухими сливками, а в восточных странах получаешь подлинные и самые вкусные блюда местной кухни.
Я наслаждался свежестью утра и ощущал себя достаточно комфортно, хотя не мог не заметить, что все местные бросают на меня не косые, а скорее испуганные взгляды.
— Ребята, вам не кажется, что мы своим видом тут всех смущаем? — начал я. — Почему так? Мы же вроде бы еще не доехали до самых неприветливых районов?
— Ты, друг, в Абботтабаде, тут люди боятся говорить с иностранцами. Сам знаешь почему.
Не сказал бы… Я оглянулся вокруг — обычный серый, достаточно плотно застроенный город с бетонными домами-коробками. Однако, когда мы начали ехать по городским дорогам, стало появляться неожиданно много развалин и обломков железобетонных балок. А в какой-то момент прямо перед нами возник полностью разрушенный каменный комплекс. Что тут происходило? От Кашмира, где проходят основные конфликты, вроде бы отъехали. Абботтабад, Абботтабад… что-то знакомое…
— Да ладно! — вдруг воскликнул я, когда меня осенило. — Тот самый Абботтабад? Давайте остановимся и немного здесь побродим!
Я оказался в самом эпицентре места, где в мае 2011-го произошли события, всколыхнувшие весь мир. Именно тогда в полночь во время драматичного рейда спецназа США в этом доме был убит Усама бен Ладен — лидер террористической организации «Аль-Каида».
Мы припарковали машину на обочине и вышли посмотреть на последнюю обитель скрывавшегося террориста номер один. Джаф предупредил, что нам не стоит демонстрировать излишний интерес, потому что даже